Эстляндия

– Ну, маненько ведь осталось. Потерпи, Андрюха! Скоро в свои термы сходишь вон с Мартой. Спинку там потрёшь ей. Ну и бассейны покажешь эти с фонтанами, – и Путята, хохотнув, отскочил от Сотника, едва успев увернуться от оплеухи.

– Всё бы тебе зубоскалить, торгаш. – Шутейно нахмурился Андрей. – Ты куда зерно надумал определять, что с этим караваном пришло? Как-никак оно чисто на твои деньги было закуплено.

– Да у меня в загородном поместье пара больших амбаров уже заготовлена. Но всё туда точно не уместится. – Пожал плечами Путята.

– Ну, тогда пару-тройку отправь в Торопец к Давыду и одну-две – в град-крепость Холм, там посадник-воевода – боевитый и хозяйственный муж, у него никакое добро не пропадёт, – посоветовал другу Андрей. – А у Давыда Мстиславовича княжество небольшое, а тиун там тоже муж весьма серьёзный, хотя, конечно, и скряга он знатный. Ну да то, может, и лучше будет сейчас, чай, сумеет им правильно распорядиться да сохранить. А всё остальное, что к себе не сможешь засыпать, так я заберу с собой. Не внушает мне сейчас доверия этот Новгород, бурлит он, что-то нехорошее в его недрах зреет. Да ты и сам знаешь – нельзя все яйца в одной корзине хранить.

* * *

27 сентября на большом празднике Воздвижение Креста Господня отстояли службу в храме Иоанна на Опоках, и на следующий день, помолясь на кресты Святой Софии, большой караван Андреевцев отчалил от огромной новгородской пристани. У бревенчатого причала стояла небольшая толпа из родни воинов и близких, из тех, кто не захотел уходить из большого столичного города, несмотря на настойчивые уговоры. Всю свою родню Сотник, невзирая на протесты дочери, забрал с собой. В усадьбе оставался только лишь старый дядька Аким и муж Анны Артём. У обоих мужчин всем делом жизни была их служба, и каждый из них себя видел пока только лишь в столице.

– Коли совсем припекать начнёт, так завсегда в лес отойти смогу, – проскрипел дядька Аким. – А без личного пригляда усадьбу лиходеи махом спалят. Не волнуйтесь, ступайте себе с Богом, глядишь, и пронесёт беду мимо.

* * *

– Вот, Мартушка, именно на этом озере-море и играл на гуслях Садко морскому царю, который объявил, что утешен он игрой гусляра и хочет его за то наградить, – рассказывал жене Сотник, когда караван вошёл на просторы Ильменя. – Летом тут очень красиво, лишь бы только волнения не было, ну а сейчас так ведь везде неприветливо.

Марта потеплее укутывала сопящего во сне сына. Сырой ветерок на огромном озере пронизывал всех насквозь.

– Какие же у вас тут просторы, – ответила мужу герцогиня. – Теперь я понимаю, почему у русских людей такая широкая душа. – Вам попросту нельзя быть другими, ощущая ежесекундно себя в таком вот громадье.

– Хм, ну-у, что-то такое в этом действительно, пожалуй, есть. – Кивнул задумчиво Сотник. – Вы уж тут тоже аккуратнее, чтобы вас не просквозило. Больше вон в каютке сидите с малышом. Седмицы три, а то и все четыре нам ещё придётся вверх по течению идти. Умаемся все.

– Не волнуйся, милый. – Улыбнулась Марта. – Это гораздо лучше, чем сидеть взаперти. Ты ещё не забыл, что у тебя жена и сын из потомков викингов, бороздящих морские просторы? Так что считай, что мы сейчас в своей стихии в отличие от тебя, – и она лукаво улыбнулась Андрею.

– Но-но, – усмехнулся Сотник. – У моего ганзейского Любека одних только торговых судов за полсотни штук будет. А русские ушкуйники – так те вообще уже два раза сносили напрочь эти ваши разбойничьи столицы в Балтийских шхерах. Ещё и главные ворота притом из них к себе добычей забирали. Так сказать, на добрую и долгую память. Потому давайте уж не будем славой мериться, герцогиня! – и они, словно дети, весело рассмеялись.

– Андрюш, а ты заметил, как возле Эммочки два твоих дружинных воя увиваются? Фрол рыжий и еще какой-то там воин, вроде из пластунов, – спросила Марта, глядя, как возле её служанки и спасительницы, стоящей в отдалении, у противоположного борта ладьи, разыгрывается очередная сценка.

– Совсем утомили девицу мои пострелы, да? – спросил, нахмурившись, Сотник. – Разогнать их, что ли, по разным ладьям?

– Да нет, не надо, милый, пусть уж они сами там разберутся, не встревай. – Улыбнулась ему в ответ Марта.

Действительно, молодая и пригожая шведка приглянулась сразу двум орлам Андреевцам. Рыжий Фрол из судовой рати наперегонки с пластуном Лютнем сражались теперь за внимание и сердце юной девицы. Вот и сейчас на удивление галантный и вежественный Лютень поднёс Эмме меховую накидку. «Ибо холодно как-то нонче особо, прямо вот зябко на палубе под этой сыростью-то стоять». Девушка мило улыбнулась и приняла подарок от ухажера.

И тут как тут рядом сразу же оказался Фрол.

– Эммочка, пожалуйте рукавички, специально для вас самолично я их пошил. – Сержант-ладейщик протянул ей мягкие, мехом внутрь, непромокаемые рукавицы. Девушка надела их и посмотрела с благодарностью на обоих русских воинов.

– Спасибэ вам. Я благодарить, – покраснев, с сильным акцентом произнесла она. А два бойца, уже нахохлившись, словно драчливые петухи, прищурившись, смотрели друг на друга.