Эстляндия

Ярослав был поражён до глубины души. Всё его дело последних лет, которое он так тщательно готовил, надеясь вытеснить латинян из русского подбрюшья, летело сейчас в тартарары. Перед ним стояла дилемма продолжать поход дальше, но тогда уже придётся втягиваться в гражданскую войну, проливать родную кровь и карать своевольный Псков или же отложить задуманное на более удобное время. Может быть, он бы и поступил сейчас более решительно, но в его же родном Новгороде сейчас тоже было неспокойно. Голод до предела обозлил людей и обострил все имеющиеся многочисленные противоречия. Новгородцы также отказали князю в своём участии в общем походе, и под рукой у князя оставались только лишь чужие для этих мест дружины из южных русских княжеств.

Не выдержав обиды и своей беспомощности, Ярослав покинул новгородские земли, уведя с собой в Переславль все набранные полки и свою личную дружину. Вместо него на княжении в Господине Великом Новгороде оставались его малолетние сыновья Фёдор и Александр.

Литовскому князю Миндовгу была отправлена грамота с объяснением невозможности идти сейчас на ливонцев. Литвинские рати развернулись и ушли в свои земли.

– Идём на Новгород! – отдал распоряжение эскадрону Василий.

– Комбриг предвидел такой исход загодя и предупредил: коли что-нибудь подобное случится, так возвращаться к себе большим крюком.

Впереди были сотни вёрст январской морозной дороги по обезлюдевшим землям. Лишь кое-где виднелись редкие следы пребывания в этих местах человека.

К концу второго месяца зимы Дозорный эскадрон наконец-то прибыл в Новгород.

Глава 2. Чёрный город

Сотни заходили по Волхову в северную русскую столицу и не узнавали её. Чернели обгорелыми брёвнами подворья купцов и крепких ремесленных, дымилось свежее пожарище дома какого-то боярина, да и многие избы простолюдинов смотрели на мир пустыми чёрными проёмами дверей и оконных продухов. На пепелищах ползал на коленях чёрный люд и, ковыряясь среди завалов, что-то там разыскивал.

Всегда ранее военные дружины встречались людским ликованьем, подначками, смехом и добрыми шутками. Нынче же толпы с дрекольем, с топорами и копьями провожали отряд каким-то злым и жадным взглядом. Глаза людей ощупывали сани, всадников и их лошадей. Трёхсотенная дружина, вымотанная долгим переходом, тем не менее внушала всем своим видом уважение. Лезть на бывалых и хорошо вооружённых воинов значило быть убитым. Нет, тут пока поживы не было, и гасли в глазах голодные и злые огоньки.

Вот уже и Неревский конец, теперь путь эскадрона был в его самый западный край, где и располагалась новгородская усадьба Сотника. Ещё до подхода к нужной улице расслышали шум и гомон. Большая толпа, человек в сто, крушила богатое, стоящее по соседству с Сотниковым поместье. Пара десятков уже толпилась и у его ограды, и, держа в руках большое бревно, они, покрикивая, примерялись к воротам. Над надвратным помостом и забором из заострённых лесин мелькали три головы в шлемах.

– Открывайте ворота, всё равно мы всё здесь порушим! – орали им с улицы.

– Уходите, шлынды[12]! Нет вам тут поживы! – отвечал им из-за внутреннего помоста забора дядька Аким и потрясал мечом. Всех вас посеку!

– Мы тебя разорвём, остолбень[13] старый! – орали ему в ответ.

– Открывай, мы знаем, что у тебя закрома забиты зерном!

Затрубил резко рог, и послышался свист. Передовая сотня намётом неслась в сторону толпы разбойников.

– Дружина, дружина идёт! – раздался крик самых сообразительных.

– Тикайте, братцы, сейчас тут всех сечь будут! – и толпа бросилась с криками врассыпную. Перед такой массой воинов дураков заступать путь не было. А воины хлестали бегущих плётками и били их по спине древками копий. Через три минуты при подходе основного обоза никого из толпы уже здесь не было. Перед воротами усадьбы лежало лишь брошенное бревно, да у соседского двора на чёрном истоптанном снегу краснели растерзанные тела соседей.

– Вовремя вы подошли, Васька! – Обнимал своего воспитанника старый дружинник. – Ещё бы немного – и просадили бы нам здесь ворота! Мы бы, конечно, просекли кого-нибудь, а потом бы всё равно нас здесь растерзали. Лютый народ с голодухи стал, сколько уже крепких подворий в городе разорили! Ну, давайте, загоняйте сани! – и закричал, стиснутый подскочившим Митяем: – Тише ты, окаянный, все кости старику раздавишь! Эко вымахал-то, не в отца, тот-то, пожалуй, уже поменьше твоего будет!

Весь переулок перегородили рогатками и выпряженными санями. Эскадрон расположился сразу на нескольких соседних подворьях. Хозяева их были до смерти рады такой сильной защите. Да и пища не в пример местным воям у этой дружины тоже водилась.