— Итак, в понедельник я прогуливался за городом у реки. Погода была великолепная. Солнце подернулось мглою, словно море непролившихся дождей затопило огненный шар. Неожиданно замечаю, что внизу у реки на бревнах сидит очаровательная девушка и болтает в воде босыми ножками. Хороша до того, что я прямо затрепетал. Рядом с девушкой баул, из чего я заключаю, что красавица приехала откуда-то из деревни. Остановился, конечно, и завожу разговор. Начал с того, что предостерег ее: река, видите ли, здесь глубокая, омуты есть. Она смотрит на меня искоса, через плечо, и молчок. Повторяю сказанное, хоть и сознаю, что в этом нет никакого смысла, ибо ногами своими девушка, вероятно, достает до самого дна, а омутов тут и подавно не было. Ну что же, сажусь неподалеку на бережок. Как ни плохо я рисую, все же достаю листок бумаги и кое-как вывожу карандашом сердце величиной с ольховый листок и пронзаю его любовной стрелою в виде можжевеловой палочки. Добавляю к сердцу две-три строки и опускаю листок в воду. Течение послушно несет его прямо на плот. Но девушка — кремень. Недотрога, и только! Бумажка вертится у самых ее ног — раз, другой… Напрасно! Вскоре моя русалочка встает, надевает туфли, берет баул и направляется в город. Ну что же — следую за нею по пятам! Вообще-то я человек строгих правил, но и то, скажу прямо, увлекся. Когда подошли к городу, стало смеркаться. Беглянка, чтобы отделаться от преследователя, удирает в первую попавшуюся лавку, но я завожу разговор с повстречавшимся знакомым и прекращаю беседу лишь в ту минуту, когда красотка покидает лавку и, стыдливо потупившись, проходит мимо. О нет, она не сердится на меня. Она лишь пытается ускользнуть от своей судьбы. Снова иду вслед до самого моста, а от моста до рынка. Черт возьми, долго ли мне таскаться? Ага! Вижу, она оглянулась и как будто приустала, как будто поверила, что я способен хоть десять лет ходить следом за нею. Шмыгни она куда-нибудь в калитку, выбеги оттуда под утро — я все равно ждал бы ее на улице! Рок, фатум, — от меня ей не ускользнуть! Теперь стало ясно, что девушка в самом деле приехала из деревни и ей некуда скрыться. Она растеряна, баул оттягивает ей руку. И тут…
Рассказ достиг своего апогея, когда звякнула дверная ручка, скрипнула дверь, и в зал вошел член того же клуба Рянгель, высокий и худощавый мужчина. Он был в пальто с поднятым воротником — на улице моросил дождь. Небритый, угрюмый Рянгель походил на бездомного бродягу, который почует, забравшись в стог сена. Захандрив, он отправился сегодня в клуб с единственной целью — отыскать здесь кого-нибудь из приятелей и ухватиться за него, как за спасательный круг. Таким образом и набрел угрюмец на эту довольно неприятную для него компанию. Из-за стола раздались крики:
— Смотри-ка, Рянгель пожаловал! Вешайте пальто и садитесь к нам! Эй, старина Трикс, неси-ка сюда еще стакан!
Рянгелю хотелось повернуться и удрать из клуба, но профессор Куре чуть ли не силком потащил его к своей компании. Сев за столик, новый гость саркастически покосился на доцента, с которым еще недавно полемизировал в газетах. На последнем этапе этой полемики доцент потерял хладнокровие и разразился бранью. А сейчас краснолицый, обрюзгший профессор, откинувшись на диванную спинку, своим нечаянным замечанием снова разбередил едва зажившую рану полемистов. Он сказал:
— Господин Рянгель, я искренне уважаю вас как писателя, как даровитого писателя, но и я не понимаю: почему вы все время пишете о маленьких, серых, обыденных людях? Почему вы до сих пор бродите по городским предместьям или по деревенским улицам? Ваши вещи, безусловно, интересны, и вы талантливый человек — я отнюдь не принадлежу к льстецам, — но почему бы вам не написать что-нибудь, например, об интеллигентах?..
Физиономия доцента скривилась в плохо скрытой ухмылке: он видел, как заметались при этих словах глаза писателя. Профессор положил на плечо соседу мягкую, теплую руку и отеческим тоном продолжал советовать:
— Пишите о городе, молодой человек, пишите о сердце города, о бульварах, а не о предместьях. Это совсем другое дело! И в конце концов — что такое сельская жизнь? Деревня, по-моему, это… ерунда. Написали бы вы, скажем, о профессорах, доцентах, хотя бы даже об артистах!
Рянгель поежился, сидя на стуле, и подумал: не лучше ли сразу встать и по-дружески распрощаться? Но, глянув на доцента, Который в пылу недавней полемики нес такую же околесицу насчет деревни и города, писатель увидел, что тот не без злорадства следил за говорившим. В мутных доцентовых глазах сверкали порою бешеные искры.
Рянгель решил задержаться еще минут на пять… Ему хотелось ответить профессору, но ответить так, чтобы зацепить доцента.