Эта больная любовь (ЛП)

Только когда понимаю, что она не может дышать, чтобы ответить, я немного ослабляю хватку. Она задыхается, кашляет, чтобы восстановить дыхание.

— Да, — говорит она, задыхаясь. — Сэйнт.

Моя кровь закипает. Ярость и потребность требовать заставляют меня толкнуть ее вперед, расстегнуть брюки и спустить их, чтобы оголить член, который заставит ее полностью забыть его имя.

— Какие мысли посещали твой разум относительно него? — спрашивает он.

Я притягиваю ее к себе и задираю юбку до поясницы. Отодвинув трусы, беру основание моего члена и заставляю ее сесть на головку. Я не облегчаю ей задачу. Вхожу в нее, проникая в тугую дырочку и притягивая ее бедра к себе, используя только ее влагу, когда опускаю Брайони вниз, растягивая ее мокрую пизду моим членом.

Я хочу, чтобы ей было больно за то, что она признала.

Она вскрикивает, боль и удовольствие пульсируют в ее узком маленьком напряженном теле. При мысли о ее мокрых глазах, из-за слез, и размазанном макияже по щекам от боли, мои яйца напрягаются, а член дергается в ее стенках от наслаждения.

— Исповедуйся перед своим Богом, Брайони. Что ты сделала?

Я кусаю ее за плечо, грубо вонзая зубы в ее плоть, удерживая ее неподвижно на коленях, не позволяя ей ни кончить, ни получить от этого удовольствие, а лишь заставляя ее оставаться открытой для меня. Моя киска.

— Я… ах… — она тихо стонет. — Я чувствовала его, поверх его штанов. Его… его пенис. Я думала о его руках, исследующих мое тело. Касающихся моей груди. Играющих с моими сосками. Это сделало меня… — она запинается, явно испытывая трудности с продолжением, будучи наполненной моим членом.

Мне это чертовски нравится. Признаваться в грехах, совершая их.

— Сделало тебя что? — спрашивает он.

— Сделало меня мокрой, — отвечает она, ее слова звучат торопливо.

Я слышу звук, похожий на падение ремня на пол в кабинке рядом с нами.

— Продолжай, — требует дьякон, его голос слышен через затемненное окошко.

Брайони использует ноги, чтобы поднять бедра от меня, но я впиваюсь пальцами в их плоть, крепко прижимая ее к себе. Ее киска снова сжимается вокруг моего члена, и я сдерживаю стон.

— Я использовала предметы домашнего обихода… фаллической формы… — шепчет она.

Он быстро маскирует легкое ворчание, прочистив горло. Больной ублюдок.

— Я представляла, что это он… проникает в меня.

Гнев охватывает меня при мысли о том, что она получает удовольствие от мыслей о нем. Моя рука находит ее волосы, сжимает их в кулак и тянет назад, пока она не оказывается лицом к потолку крошечной кабинки. Она снова пытается встать, но я оттягиваю волосы еще сильнее, а другой рукой надавливаю на мочевой пузырь, оставляя ее беззащитной перед ощущениями.

Из нее вырывается еще один плаксивый стон, но, к счастью для нас, он звучит так, будто она плачет над обнародованием своих признаний, над очищением своих грехов.

— Шлюхи вроде тебя не могут прожить и дня без потребности засунуть что-нибудь в свою отвратительно жадную пизду.

Как только слова слетают с его губ, я выпрямляюсь, зная, что сейчас произойдет.

Это то, что я планировал, и теперь моя маленькая куколка поймет: все, что я делаю для нее, имеет свою цель. Она не знает, насколько глубока моя одержимость, насколько глубока моя преданность ей. Мы — одно целое.

Алый занавес отдергивается, оконная решетка между нами разлетается на куски, и следующее, что я вижу, это глушитель, появившийся в этой части исповедальни.

31. Подкрепление доказательств

Я притягиваю ее тело к себе, ее спина с глухим стуком ударяется о мою грудь, когда он выстреливает в стену исповедальни.

В тот момент, когда я делаю движение, чтобы забрать пистолет, появляется нож. Брайони быстро взмахивает рукой, перерезая запястье дьякона через решетчатое окно.

Она принесла мой нож.

Он кричит в агонии с другой стороны исповедальни, когда его хватка на пистолете ослабевает. Я ловлю его в воздухе, когда другой рукой обхватываю ее за талию. Я встаю, все еще прижимая ее к себе, пока мой член стоит во всю длину, глубоко введенный в ней.

Я направляю на него пистолет через сломанную решетку, отделяющую патронник, и нажимаю на курок, стреляя в упор, наблюдая, как его голова откидывается. Мозг, кровь и плоть вылетают из черепа, забрызгивая деревянные стены, и он падает назад, его обмякшее тело неловко обвисает на скамье под ним.

Брайони кричит от ужаса.

Я снова закрываю ей рот рукой, она прижимается ко мне, ее широко раскрытые глаза смотрят на лишенного жизни дьякона, когда прижимаю ее к стене перед нами. Она зажмуривается, не желая видеть реальность перед собой.

— Посмотри, Брайони! — требую я, раздвигая коленями ее ноги шире, пока глубоко вхожу в нее сзади. — Открой свои гребаные глаза!

Она задыхается, когда ее ладони ударяются о стену, защищая ее от силы удара. Брайони открывает глаза и снова смотрит на дьякона.