Латунная ручка деревянной двери рядом с моей открывается, и дьякон входит в маленькую каморку слева от меня.
— Только епископ может совершать это таинство, — продолжает она, пытаясь привлечь его внимание, но он не слушает. Он уже внутри.
— Сейчас, — приказывает он с другой стороны кабинки.
В ее молчании чувствуется нерешительность. Она знает, что это неправильно. Осознает надвигающуюся опасность, и все же что-то в ее сознании подсказывает ей, что нужно интуитивно довериться.
Не дьякону.
Наконец она открывает скрипучую деревянную дверь в затемненное помещение и медленно закрывает ее за собой, прежде чем сесть на скамейку подо мной.
Она садится ко мне на колени, и прежде чем она успевает издать хоть звук, я закрываю ей рот рукой. Брайони удивленно подпрыгивает, но моя вторая рука тут же притягивает ее тело ко мне.
— Шшш, — шепчу я ей на ухо.
Она паникует, и ее мышцы напрягаются под белой рубашкой, когда она пытается вырваться из моей хватки.
Я не могу сдержать толчок бедер в нее; мой член уже встал от напоминания о грехах, которые мы разделили прошлой ночью.
Моя маленькая куколка была такой нетерпеливой шлюшкой для меня. Я не ожидал этого, но то, как она расцвела, заставило меня задуматься о том, как долго эта бедная женщина сдерживалась, чтобы стать настоящей собой и получить то удовольствие, на которое она имеет право.
Если рай действительно существует, как она считает, то он совсем не похож на то, что мы пережили в том доме. Ад — единственное место, подходящее для того огня, который мы породили.
Я облизываю ее шею, уверенно размазывая черную краску с моего лица по ее светлой коже. Она вздрагивает, откидываясь на мою грудь, ее дыхание наконец успокаивается, а руки медленно скользят по моим бедрам, обхватывающим ее, которые помогают ей ориентироваться в темноте.
Мы стали привыкать друг к другу в темноте. Она знает мой запах, как и я ее.
— Начинай, — властным тоном произносит дьякон.
Моя рука медленно проводит по ее губам, приоткрывая рот и переходя на подбородок. Мои пальцы движутся по линии ее челюсти, пока не доходит до ее шеи. Скользя ладонью вниз, я обхватываю ее шею, а другой рукой прокладываю путь по животу к краю юбки.
Не раздумывая, я откидываю часть юбки и грубо хватаю принадлежащую мне киску, притягивая ее маленькое тело еще плотнее к моему.
Она купила еще нижнего белья. Мои зубы скрипят, когда представляю, как мой нож снова разрезает материал на клочки.
Я головой, призывая ее ответить дьякону, пока ее нервные руки хватаются за темные джинсы, обтягивающие мои колени под ней.
— Б-благослови меня, Отец, ибо я согрешила…, — начинает она, ее голос дрожит от волнения. — Прошла неделя с моей последней исповеди.
— И за эту неделю многое произошло, не так ли? — спрашивает дьякон, его тон уничижительный. — Признайся в своих грехах, Брайони. Расскажи Богу в его собственном доме, что ты натворила.
— Я… — она колеблется, нервно сглатывая. Я снова облизываю ее шею, подталкивая ее голову носом. — У меня снова были скверные мысли.
Мои губы растягиваются в ухмылку, а средний палец давит на ее клитор. Из ее горла вырывается стон, и я нащупываю мокрое пятно, которое, как я знаю, образовалось на ее трусиках. Ее бедра покачиваются, когда она пытается отстраниться от руки, но это только подталкивает ее снова к моему члену, когда он оказывается между ягодицами ее круглой попки.
Если она не уймется, мне придется ее трахнуть. Мне плевать, где мы находимся. Мой член найдет свой дом, вернувшись в нее.
— Расскажи мне об этих скверных мыслях, — говорит дьякон.
— Ммм, — она вздыхает, пока я отодвигаю нижнее белье. Провожу пальцем по ее киске, прежде чем ввести его внутрь, и обнаруживаю, что она мокрая, как я и предполагал. Брайони трясет головой, борясь с этим ощущением, но уже слишком поздно. Мягкие стенки ее киски сжимают мой палец, ее голова запрокидывается на мою грудь, и она вздрагивает. — Я… я снова думала о сексе. О сексе д-до брака.
— Я так и знал, — отвечает он с отвращением. — Ты занималась с собой этими нечистыми и греховными мыслями? Используя посторонние предметы? Своими руками? Как ты обманула своего Господа и Спасителя?
Я вытаскиваю палец из ее тугого влажного влагалища и подношу его к ее рту. Она приоткрывает его, позволяя пальцу прижаться к ее языку. Ее рот обхватывает его, посасывая, как хорошая девочка, и мое терпение начинает сходить на нет.
— Да, — хмыкает она.
— На что? — спрашивает он. — Тебе нужно рассказать о проступках, чтобы они были прощены.
Больной и извращенный мудила хочет подрочить на ее исповедь, пока я трахаю ее.
— Есть один мужчина, о котором я фантазировала, — признается она, и я весь во внимание.
— Он был моим сокурсником. Моего возраста. Из моего класса. Сейчас я работаю с ним.
Моя хватка на ее шее усиливается.
— Сэйнт Вествуд? — спрашивает он, уточняя.