Эта гиблая жизнь

Тогда я снова свалил его, а друзья хотели закрыть его от меня, но я сказал, чтобы они отошли в сторону, и я бил его, пока он не поклялся при всех, что никогда не был с ней.

Какое-то время спустя я узнал, что родители Малины, люди образованные и порядочные, категорически против того, чтобы она со мной встречалась, потому что они не могли понять, кто я, в конце концов, такой. И еще они ей сказали, что у меня нет образования и что мой отец алкаш и развратник, а моя мать – темная вахтерша, а сестра моя – торгашка, а сам я был бандитом и стал бедным, чтобы и меня не убили, как Дугужа, и что все мои родственники – неотесанные колхозники, и что вообще у нас никчемный род, а сам я остаюсь дикарем, потому что избил парня из такой хорошей обеспеченной семьи, и что, короче, они даже слышать обо мне не хотят!»

И после всего этого Малина долго плакала, много раздумывала и, наконец, дала мне согласие, и я украл ее.

А ее братья приехали с железным приказом от родителей забрать ее домой, но ее братья были культурные городские ребята, а мои братья были сущие гуроны, и они не отдали им сестру и тогда им пришлось спросить ее саму, и моя прелесть ответила своим братьям, что хочет остаться.

Ну вот и все, она стала моей женой и теперь она могла рассказывать мне все, и я слушал и упивался наивной прелестью ее мира, ее простыми и правильными рассуждениями, и я понимал, что мысли ее никогда не отравляли «серьезные» книги, и что выросла она на простых и милых мечтах, которые были во многом даже и не мечты, а осознание и ожидание долгой жизни с мужчиной, который однажды придет в ее жизнь и которому она должна будет быть верной и преданной.

А однажды я рассказал ей о своей мечте, и она сказала, что готова пойти со мной даже на край света. И тогда я нашел в горах хижину, которую мне дешево уступил лесничий, а потом он за сущие копейки уступил нам лошадь, а пса он оставил нам вообще бесплатно, потому что кормить его в селе было для него накладно, так как пес был очень большой, настоящий «кавказец», и лесничий называл его Каштаном, а я стал называть его Ахиллом. И после этого я купил ружье, а остальное все у нас уже было и нам оставалось только посадить картошку, а мне научиться охотиться, потому что целый месяц ходил в лес и возвращался без ничего, а потом лесничий Аскерб и отправился со мной и многому научил, а после того мне удалось подстрелить барсука, и я битый час не мог просто проткнуть его шкуру ножом, чтобы разделать тушку, но со временем я многому научился и стал чувствовать себя в лесу свободно, и барсука я разделывал за считанные минуты.

А потом к нам прилетел орел, старый и надменный, уселся на одном из пней рядом с конюшней, и мы стали его подкармливать, и я назвал его Цезарем. А спустя некоторое время к нам забрел пятнистый олененок. Он блуждал по лесу один, наверное, потому, что мать его в заказнике убили браконьеры, и жена стала называть олененка Адиюх, потому что олененок был самочкой, и я наказал Цезарю не трогать олененка, а Ахиллу – проследить за этим, но старый орел всем своим видом показывал, что плевать он хотел на олененка да и на Ахилла тоже.

Последней к нам пришла рысь Земфира – так ее окрестила тоже жена. Земфира, видимо, подумывала о том, чтобы задрать нашу лань, но потом по каким-то причинам передумала и стала просто нас навещать, а потом навещать она стала уже лес, потому что больше жила у нас, хотя ей и приходилось терпеть присутствие Ахилла.

А еще все это время я работал, и у меня многое получалось. Мои изыскания с формулой продвигались успешно, кроме того, я написал трактат «Поиски времени по Бергсону и Борхесу», перевел на кабардинский «Декамерона» Боккаччо и «Авессалом...» Фолкнера.

Работал я в основном ночами, а потом спал до обеда, а жена в это время ездила на лошади и в сопровождении Ахилла вниз, в село, за продуктами и батарейками для приемника и плеера, и, если сельские крутолобые парни пытались заигрывать с этой красивой молодой женщиной, появлявшейся в селе верхом, в джинсовых брюках и с наушниками плеера на шее, Ахилл своим грозным рыком предупреждал их, что эта женщина не про них, и парни удивлялись и отставали.

А из нашего зверья у нас с женой были свои фавориты. Ахилл везде неотступно следовал за Малиной, и глупая молодая лань носилась за ними, явно предпочитая ласки женщины и защиту огромного пса.

Земфира же взяла привычку околачиваться возле меня и тереться о мои ноги, словно домашняя кошка, а не свирепая лесная хищница. Лишь Цезарю, как обычно, было плевать на какие-то там симпатии, и он днями и ночами восседал на своем пне и только иногда, грузно взмахивая крыльями, он взлетал, чем неизменно приводил в трепет Адиюх, но никогда не улетал далеко, а быстро возвращался – словом, старый и битый орел, еще тот...