Эта горькая сладкая месть

У Семена потемнело в глазах. Дело в том, что он от природы обладал спокойным темпераментом. Каждую ночь заниматься любовью с Анфисой просто не мог. К тому же ненасытная девица пыталась использовать мужика дважды: утром и вечером. Кому другому это могло бы понравиться, но Сеня просто уставал, и ему не хотелось просыпаться на час раньше, чтобы удовлетворять Фису. Значит, активная девчонка стала работать на два фронта. Брезгливый Семен моментально порвал с “Мессалиной” всяческие взаимоотношения. А через какое-то время домработница неожиданно уволилась, перестал появляться во дворе и Антон.

– Значит, это от вас родила она дочку, – огорошила я мужчину.

Тот вытаращил на меня глаза:

– Кто?

– Анфиса!

Семен расхохотался.

– С чего взяли такую глупость?

– Баба Рая сказала, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта 1959 года Анфиса родила девочку.

– Вот дура, так дура! Да мы с Фиской как раз в марте расстались! Что я, беременную не отличу! Не было у нее никаких детей, плоская, как доска. Райке сослепу привиделось. Ну смех! Фиска потом сюда несколько раз приезжала, все хотела опять со мной жить. Думаете, смолчала бы про дочку? Я порядочный человек, увижу, что забеременела, обязательно женюсь. Только пусть сначала докажет, что дитя мое! Нет, наврала Райка.

– Куда Анфиса уехала, знаете?

– Как не знать. На “Трехгорную мануфактуру” пошла работать, ткачихой. Потом талант открылся, стала художницей, рисунки на ткани придумывала.

В 1968 году Анфиса приехала зимой к Семену. По счастью, жены не оказалось дома, и шофер впустил бабу. Бывшая любовница привезла хахалю большую бутылку дорогой водки и похвасталась:

– Вот не захотел на мне жениться и счастье упустил. Сгниешь в бараке, нищета помойная.

Выяснилось, что Фиска, теперь Анфиса Ивановна, получила за свои заслуги однокомнатную квартиру в Шмитовском проезде, недалеко от фабрики.

– Может, сойдемся? – предложила художница. – Хорошо ведь нам было вместе!

Но Семен не мог забыть старой обиды.

– Что ж Антон на тебе не женился? Знаю, как по ночам миловались.

– Дураком родился, дураком и помрешь. Не было у меня с ним никогда ничего.

– Сейчас-то чего врешь, – обозлился шофер. – Зачем мужик тогда по ночам к тебе в комнату шастал?

– Не ко мне, а к Виолетте, – сказала Фиса.

Семен решил, что любовница завралась, и предложил ей убираться.

Я слушала, затаив дыхание. Потом взяла адрес Анфисы и вышла на улицу. Вот, значит, как! Скорей всего мать Катюши – бывшая домработница Фиса. А что не располнела во время беременности, так это случается. Может, ребенок мелкий был или Анфиса слишком толстая. Вот у нас в институте, например, одна преподавательница ушла в декрет, так никто не верил. Завтра же поеду искать женщину. Катюша умерла, но остался Роман, все-таки родная кровь. Сейчас же нужно было быстро идти за продуктами, небось Виолетта от злости кухонный стол сгрызла.

ГЛАВА 20

Сумки с необходимыми припасами я доставила только к четырем часам. Нажимая на звонок, представила перекошенную морду профессорши. Но дверь открыла улыбающаяся Жанна.

На кухне опять приятно пахло мясом, чесноком и зеленью. Сокова принялась распаковывать сумки.

– Где Виолетта Сергеевна? – поинтересовалась я.

– К врачу поехала, а Альберт Владимирович работает.

– Да, – протянула я, – она не слишком хорошо выглядела, и, по-моему, ее что-то сильно напугало.

– Ну? – удивилась Жанна.

– Виолетта Сергеевна говорила по телефону и все время повторяла: страшная, страшная… Жанна улыбнулась:

– Не страшная, а Страшная. Ударение следует в другом месте ставить. Хотя все ее Страшной зовут.

Она обижалась, поправляла, но все без толку.

– Кто?

– Жена Игоря, Ксюшка. У нее фамилия такая, Страшная. Виолетта Сергеевна скорей всего звонила в больницу, узнавала, как там девчонка.

– Куда ее положили?

– В Боткинскую свезли.

Тут затрезвонил телефон, и я, пользуясь моментом, удрала от Павловских.

Интересное дело, может, Катюша, умирая, повторяла фамилию Ксюши? Но почему? И вообще, были ли они знакомы? Ноги сами понесли меня на проспект за попутной машиной.

Больница – не самое уютное место на свете, но Боткинская, пожалуй, гаже всех. Мрачные старые корпуса с длинными гулкими и грязными коридорами. Узнав в справочной, что самоубийц свозят в тридцать второй корпус, я пошла искать здание. Безнадежно побродив между тридцать первым и тридцать третьим домом, отловила аборигена и узнала, что вход в тридцать второй осуществляется через тридцатый. Еще полчаса лазила по каким-то подвалам и наконец набрела на нужную дверь. В нос ударил едкий запах хлорки, мочи и человеческих страданий. Ксюшина палата оказалась последней, в самом конце длинного коридора.

Она лежала, отвернувшись к стене. Я тихонько позвала:

– Ксюша…

Неожиданно девушка рывком села и злобно сказала:

– Отстань!

Потом присмотрелась и удивилась:

– Извините, думала, местный психолог. Совсем меня забодала. Вы-то как сюда попали?

– Пришла подругу проведать, вижу, фамилия редкая, но знакомая, дай, думаю, зайду. Зачем же ты так, а?