Как только вы начинаете понимать, как на самом деле работают научные институции, вы приходите к пониманию и еще одной болезненной истины: наука продвигается вперед на несколько порядков медленнее, чем могла бы. Наш биологический вид способен создавать науку со скоростью мысли или, точнее, со скоростью формулирования выводов. Однако слишком часто мы утыкаемся в описанный Планком демографический лимит скорости науки: похороны сменяют похороны, и каждый раз попытка ускорения развития замедляется на 50 лет – срок профессиональной жизни очередного «привратника».
Вопреки этому, естественная тактовая скорость развития науки (скорость мысли) – это частота вспышек, прозрений индивидуальных разумов, добровольно включившихся во взаимно обогащающую групповую работу на принципах научной любознательности. Иными словами, эта скорость определяется тем, насколько быстро участники таких групп способны генерировать осмысленные последовательности выводов, основанных на изучении данных, и делиться этими выводами. Планк, можно сказать, был легкомысленным оптимистом, поскольку ученые – как и все другие люди – склонны к формированию коалиционных групповых идентичностей, при этом лояльность верованиям группы (например, утверждению «мы в основном правы») приобретает силу морального императива.
Таким образом, мы постоянно оказываемся между выбором: вести себя «морально» или сохранять ясность мышления. Поскольку выразители доминирующей в то или иное время научной ортодоксии и преподают, и самостоятельно выбирают себе преемников, ошибки не только переносятся на следующие поколения, но и разрастаются что твой Большой каньон. И в таких случаях наборы данных настолько глубоко вплетаются в матрицу ошибочных интерпретаций (так же, как это происходит в гуманитарных науках), что больше не могут восприниматься иначе, как в этих затемняющих истину рамках. Поэтому социологическая скорость науки может оказаться даже ниже, чем отмеченная Планком крайне низкая, «ледниковая» демографическая скорость.
Хуже всего, что поток открытий и более правильных теорий, пробивающийся через институциональные запруды и узкие места, по пути засоряется идеями настолько запутанными, что они, выражаясь словами Вольфганга Паули, становятся «уже не просто ошибками». И основную роль здесь играют образование и пособник в преступлениях, культура, – эта пара глубоко укоренившихся, дезориентирующих, но (якобы) очевидных теоретических систем.
Какая же может быть у нас альтернатива, если не считать легко фальсифицируемого генетического детерминизма?
В истории науки уже были развенчаны бесчисленные «самоочевидные» научные концепции – о неподвижной Земле, об абсолютном (евклидовом) пространстве, о целостности объектов, о невозможности действия на расстоянии и так далее. Как и все эти идеи, концепции обучения и культуры кажутся убедительными, поскольку они тесно связаны с автоматическими, встроенными свойствами нашего мозга, постепенно развивавшимися в ходе последовательного познания и интерпретации мира (к примеру, теория модели психического состояния считает встроенной способность к обучению). Однако ни обучение, ни культура не являются научными объяснениями чего бы то ни было. Напротив, это феномены, которые сами по себе требуют объяснения.
Понятие обучения в операционном смысле сводится к тому, что некое взаимодействие организма с окружающей средой (механизмы этого взаимодействия не объяснены) вызвало изменение информационного состояния мозга.
Понятие культуры означает, что некоторое информационное состояние мозга одного человека каким-то образом может реконструировать «сходное» информационное состояние мозга другого человека (механизмы этого процесса также неизвестны).
Существует мнение, что поскольку множество предполагаемых объектов «культуры» (или «обучения») описываются одним и тем же именем, то все они представляют собой одно и то же. Однако в действительности каждый из этих терминов скрывает под собой огромное множество совершенно разных вещей.
Попытки сконструировать некую науку, которая была бы выстроена вокруг культуры (или обучения) как унитарной концепции, так же дезориентируют, как и попытки разработать доказательную науку, изучающую белые объекты, – то есть одновременно яичную скорлупу, облака, звезды – белые карлики, певца Пэта Буна, склеру, кости, компьютеры
Взгляните на жилые и офисные здания и на всё, с помощью чего они коммуницируют одно с другим и влияют друг на друга, – на улицы, линии электропередачи и кабели, на водопроводные и канализационные сети, на почту, телефонные линии и мобильную связь; а также на насекомых – переносчиков инфекции, на кошек, грызунов и термитов, на облаивающих друг друга собак, на пожарную сигнализацию, на запахи, зрительный контакт с соседями, на автомобили, мусорщиков, продавцов, ходящих со своим товаром от квартиры к квартире, и так далее.