Эта короткая счастливая жизнь

Она вернулась домой и долго не могла заснуть, пытаясь понять, почему Килнер не желает снова сблизиться с ней. Он нравился ей, а она нравилась ему: в этом Фелиция не сомневалась, и не потому, что в памяти свежи воспоминания их близости в Чикаго. Даже сейчас она чувствовала, как незримая искра пробегает между ними при встрече. Но почему Килнер боится её?

Ответ пришёл через три месяца.

Фелиция приехала в больницу и долго разговаривала с главным врачом, который терпеливо рассказывал ей о болезни Килнера.

– Не понимаю, как такое возможно! – воскликнула Фелиция. Она вспомнила то, что рассказывал ей о своей болезни Лаверн, и расплакалась, простив Килнеру все отказы, полученные за последние месяцы. Как и Лаверн, он умирал, и не хотел, чтобы его болезнь беспокоила близких людей.

– Глупый, – она вошла в его палату и долго смотрела на бледное бескровное лицо, которое когда-то было таким красивым.

Килнер спал, и Фелиция решила, что просто не может оставить его в таком положении одного.

Редкие родственники, приходившие навестить Килнера, интересовались, в основном, его деньгами, и Фелиция не могла не смотреть на них с пренебрежением. Единственным достойным посетителем оказалась мать Килнера, которой был важен только её сын.

Оставив её наедине с Килнером, Фелиция отыскала врача и предложила ему поужинать. За разговором она выпытала у него неутешительный диагноз и сроки, которые отводил Килнеру врач.

И снова в её сознании всплыл рассказ Лаверна. Фелиция представляла его жену и думала, правильно ли он сделал, что оградил свою семью от этих чудовищных знаний.

Почти весь последующий месяц Килнер провёл в больнице, и всё это время Фелиция находилась рядом с ним. Брезелстайл отнёсся к происходящему с пониманием, лишний раз подтвердив, что действительно пытается относиться к своей труппе, как к большой семье.

– Думаю, лет через двадцать достаточно будет одной таблетки, чтобы излечиться, – тихо сказал Килнер однажды Фелиции. Она долго молчала, вспоминая Лаверна, но в итоге так и не решилась рассказать ему о своём друге в Чикаго. Единственное, на что её хватило, когда Килнер пошёл на поправку, так это испугаться, что он, как и Лаверн, сбежит ото всех, предпочтя смерть в одиночестве.

– Даже не думай! – Фелиция сжала его руку и с удовольствием отметила, что хватка Килнера стала крепче. – Я не оставлю тебя. Слышишь?

Она снова встретилась с доктором и, узнав о том, что Килнер идёт на поправку, долго отказывалась верить, что это лишь временное явление, однако, когда Килнер снова заговорил о работе, попыталась сделать всё, чтобы он и думать забыл о возвращении к делам.

– Неужели тебе мало тех денег, что у тебя есть? – осторожно спросила она.

Килнер сказал, что сейчас главное для него – это забыться и отвлечься, чтобы не думать о неизбежном.

– К тому же в Неваде не так уж плохо. Тёплый климат, казино и красивые девочки, – закончил он с ироничной улыбкой.

– Тогда я поеду с тобой, – приняла решение Фелиция. Её взгляд был твёрд, и ни один аргумент Килнера не достиг цели. Она едет, и точка.

Вместе с Килнером они встретились с Брезелстайлом и договорились о её бессрочном отпуске.

– Если ты делаешь это только из жалости… – попытался предупредить её по дороге в Неваду Килнер, но Фелиция остановила его, прижавшись своими губами к его губам.

Ночью, лёжа рядом с Килнером и вглядываясь в его умилённое сном лицо, Фелиция расплакалась, вспомнив, как мало ему осталось в этом мире. Она плакала тихо и беззвучно, боясь разбудить его и огорчить, позволив увидеть свою минутную слабость.

В Лас-Вегас они прибыли поздним вечером спустя пять дней, и остановились в шикарном номере отеля с расположенным внизу казино. В первую же ночь Килнер выиграл в рулетку больше двух тысяч и огорчился, вспомнив, что раньше ему так не везло.

Утром они позавтракали в сверкающем, словно сон, ресторане, а в обед встретились с Клементом Олдвиком. Высокий и полный, в ковбойской шляпе и с манерами фермера, он как нельзя лучше олицетворял образ любимца судьбы, и, не стесняясь, бросался деньгами, похваляясь далеко идущими планами, связанными с этой безродной землёй.

О болезни Килнера он ничего не знал, и его поверенный не желал, чтобы что-то менялось. Несколько раз Фелиция пыталась возражать, видя, как изматывает Килнера работа, но Килнер только отмахивался и обещал вечером восполнить сполна потраченное время.

Несколько раз Фелиция оставалась с Олдвиком наедине и, не находя причин для смущения, рассказывала ему о своей жизни в Чикаго. Рассказала она и о кабаре в Нью-Йорке, и о том, как ездила в турне по Европе, даже о художнике Генри Клуте, который в скором времени переберётся в Америку и добьётся славы.

Олдвик слушал её, то и дело перебивая, вклиниваясь воспоминаниями о своей прошлой жизни. Так Фелиция узнала о том, что у него была жена. Узнала о его отце. Узнала о том, что он хороший наездник и мечтает на старости лет завести ферму и разводить лошадей.