Эта короткая счастливая жизнь

– Он со мной, – Фелиция почему-то подумала о Лаверне. Мальчик привязался к нему и часто вспоминал, надоедая матери ненужными воспоминаниями. – Мы живём вдвоём, в квартире недалеко от Бруклина, – решила уточнить Фелиция. – Здесь такое дорогое жильё! – не удержалась она от возмущённого восклицания. – И крохотное, совсем не то, что в Чикаго, – она увидела, как улыбнулся Килнер.

– У меня есть один клиент, – сказал он, подливая вина в свой бокал, – так вот он, как ни приедет в Нью-Йорк, постоянно возмущается, что после просторных домов Невады чувствует себя Гулливером в лилипутском городе, – он устало рассмеялся, и Фелиция рассмеялась с ним за компанию. – Ну, а ты? – неожиданно спросил Килнер. – Остался кто-то в Чикаго?

– В Чикаго? – Фелиция нахмурилась и тяжело вздохнула. – Нет. Наверное, уже нет.

– Это хорошо, – Килнер самодовольно улыбнулся. – Не хочу ничего слушать о муже и мечтах о счастливом воссоединении.

– Не услышишь, – заверила Фелиция. Она вспомнила проведённые с ним прежде ночи и покраснела, смутившись нынешней неопределённости.

– Хочешь, чтобы я помог тебе с работой? – напрямую спросил Килнер, заказывая у официанта новую бутылку вина.

– А это возможно? – оживилась Фелиция, хотя планировала попросить об этом намного позже.

– Смотря что ты хочешь, – сказал Килнер. Его голубые глаза стали влажными от выпитого. Щёки раскраснелись, придав серой коже живой цвет.

– Если бы можно было снова начать петь… – Фелиция закусила губу, боясь услышать отказ. «Почему, как только речь заходит о музыке, сразу приходит робость и страх?!» – возмущённо отчитала она себя, но страх не прошёл. – Думаешь, это возможно? – пытливо спросила Фелиция.

– Возможно, – уклончиво ответил Килнер. – Если, конечно, ты ещё хочешь этого.

– Да, я просто ничего другого не умею, – Фелиция грустно улыбнулась, услышала неуместное напоминание о проведённой с ней ночи, и залилась краской.

– Прости, – Килнер спешно извинился, взяв её за руку. – Я не хотел. Просто вино дало в голову. И… – он смущённо улыбнулся. – Ты действительно была хороша в Чикаго. Я имею в виду, на сцене.

– Ты пьян, – Фелиция обиженно высвободила руку и взяла бокал с вином.

Килнер опять закурил и, закрыв глаза, долго мочал. Если бы не сигарета, которую он время от времени подносил к губам, она бы решила, что он уснул.

– Есть у меня один знакомый, – сказал очень тихо Килнер. Фелиция оживилась. Голубые глаза бывшего любовника снова казались трезвыми и проницательными. Неторопливо он рассказывал о режиссёре небольшого кабаре по имени Мортон Брезелстайл, которому помог развестись с женой, сохранив все сбережения. – Не думаю, что он считает себя обязанным мне, но… – Килнер наградил её оценивающим взглядом. – Если я договорюсь о встрече, и ты ему понравишься, то, возможно, всё получится.

– Ты хочешь, чтобы я с ним… – Фелиция опешила, изумлённо раскрыв рот. Килнер удивлённо поднял брови.

– Ты подумала… – он неожиданно рассмеялся. – Нет. Этого как раз делать и не нужно. Ни под каким предлогом! Как бы ни просил этот старый развратник! – он ещё смеялся, рассказывая о молоденьких девочках, чья карьера закончилась сразу, как только они имели глупость оказаться с Брезелстайлом в одной постели.

Фелиция слушала, начиная невольно улыбаться вместе с Килнером. На какое-то мгновение он снова стал для неё тем старым знакомым, в которого она готова влюбиться. Но только на мгновение.

Фелиция вернулась домой раньше, чем планировала и долго не могла заснуть, встревоженная томительным ожиданием.

Ближе к обеду следующего дня позвонил Килнер и сказал, что договорился о встрече.

– Он думает, что ты положила к своим ногам всё Чикаго, так что не упади в грязь лицом, – предупредил Килнер и повесил трубку, раньше чем Фелиция успела поблагодарить его.

Отправляясь на встречу, Фелиция представляла Брезелстайла молодым Казановой, но вместо этого встретила седовласого старика с сальным взглядом и большим, словно у лягушки, ртом. Говорил он, растягивая слова, делал неуклюжие, весьма ленивые комплименты и постоянно улыбался, отчего начинал ещё больше напоминать самовлюблённую надутую жабу.

Фелиция смотрела на него и, вспоминая себя в восемнадцать лет, пыталась понять, произвели бы эти речи на неё впечатление семь лет назад. Она машинально кокетничала, улыбаясь плоским, по-детски наивным шуткам, потешаясь не их содержанию, а скорее над самим Брезелстайлом. Вопрос о том, чтобы не попасться на его чары, отпадал сам по себе, оставляя лишь необходимость понравиться ему.

– Обычно я предпочитаю работать с молодыми неопытными самородками, – сказал неожиданно Брезелстайл, перестав улыбаться. – А вы, Фелиция, как я вижу, весьма искушённая дама, и вам, как я понял, нужны ведущие роли… – он замолчал, меряя её внимательным взглядом. Фелиция опустила глаза, изображая смущение. Брезелстайл взял её за руку и начал осторожно поглаживать пальцы. – Могу я узнать, чем обязан вам Килнер? Почему он решил похлопотать за вас?

– Килнер обязан мне? – искренне удивилась Фелиция. – О, нет. Скорее, это я обязана ему.