Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Один Гавриил Семенович продолжал работать с хлопчатником. В глазах коллег он был упрямым фанатиком, губящим себя и семью ради никому не нужной культуры. После ограбления в Ферганской долине у них с женой не осталось буквально ничего. Пара полуразвалившихся сапог была одолжена у знакомых. Она стояла у двери, ее надевали по очереди, когда надо было выйти из дома. Жена Зайцева Лидия Владимировна кормила грудью младенца, сама голодала. Гавриил Семенович не мог работать по вечерам за письменным столом: от голода кружилась голова. Цены на хлеб неудержимо росли, угнаться за ними не было никакой возможности, а цены на хлопок падали – на него не было спроса. Текстильная промышленность России – основной потребитель туркестанского хлопка – не работала, да и связи с Россией не было: железную дорогу Ташкент – Москва перерезали казаки атамана Дутова, потом корпус пленных чехословаков, потом армия Колчака. Но Зайцев знал твердо: хлопок будет нужен. Переключиться на другие культуры – значило потерять линии и сорта, которые он выделил за предыдущие годы, и вообще всё наработанное по хлопчатнику. Этого он себе позволить не мог. Каково же было ему узнать, что Вавилов все эти годы помнил о нем и теперь протягивал руку помощи – пусть пока только символически!

В декабре 1920 года прорвалось новое, теперь уже обстоятельное письмо. Вавилов сообщал о своем окончательном решении перейти в Петроград и основать в Царском Селе (Детское Село он еще долго называл Царским) Центральную генетическую станцию.

«Я был бы рад, – читал Гавриил Семенович, – если изучение хлопчатника, кунжута, может быть, маша Вы взяли бы на себя в смысле ботанической обработки (равно как географической и генетической). Всё, что можно с нашей стороны, мы сделаем (литература, суммы на работу, на сотрудников, на возможности командировки в районы для сбора и изучения, за границу)».

Он приглашал Зайцева приехать в Петроград на ботанический съезд и обо всем подробно поговорить.

«Мне очень хочется вовлечь Вас в работу Отдела прикладной ботаники. У Вас уклон в работе синтетический и широкий». И затем подчеркнуто жирной чертой: «Не знаю Ваших планов, но было бы очень для дела хорошо, если бы Вы взяли в нашем Отделе на себя разработку некоторых южных культур»[223].

Планы!.. У Зайцева они были просты и – почти невыполнимы. Выстоять, вытерпеть, не свернуть с пути. Иных планов у него не было!

В 1921 году восстановилась связь Туркестана с Центральной Россией. С введением нэпа стала возрождаться текстильная промышленность. И тут выяснилось, что старых запасов волокна на фабриках хватит ненадолго. Для бесперебойной работы снова понадобился туркестанский хлопок.

Казалось, можно было воспрянуть духом! Но… Стали приходить вести о небывалой засухе в Поволжье и смежных регионах. По сравнению с тотальным голодом, воцарившимся в центральных губерниях, даже Ташкент стал «хлебным городом». К железнодорожной магистрали Москва – Ташкент хлынули толпы голодающих. Здесь же скопились эшелоны с демобилизованными красноармейцами. Все рвались на юг, в Ташкент, там искали спасения от голодной смерти.

Многие находили ее в пути.

Служащие железной дороги, почти все больные или переболевшие тифом, давно не получали жалованья и пайков. Они отказывались отправлять эшелоны, пока не соберут с пассажиров дань «натурой»: продуктами, запасенными на дорогу. Голод и тиф опустошали поезда. На каждой станции из составов выносили трупы; их не успевали убирать. Те, кто добирался до Ташкента, готовы были отдать за кусок хлеба любые деньги, прихваченные с собой ценности.

На хлопок никто не обращал внимания, и это прямо отражалось на Селекционной станции, упрямо работавшей с хлопчатником. Весной 1922 года ее выдворили и из университетского хозяйства. Снова (который раз) над всем делом нависла угроза гибели. Зайцев и его помощник И.Я.Половый бросились искать новое пристанище. Рассчитывать можно было лишь на брошенные прежними владельцами и еще не занятые поместья. Таких было немало, но… В одном не хватало поливной воды; в другом обветшалые постройки требовали ремонта, на что не было ни сил, ни денежных средств; третьи располагались в таких местах, что для обработки земли негде было нанять рабочих. Но – дорогу осилит идущий. Неожиданно Зайцев и Половый увидели издали на высоком берегу старинного арыка Бозсу двухэтажный особняк с большим крытым балконом. При имении оказались хорошие поливные земли. Самым удивительным было то, что хотя имение (прежде оно принадлежало помещику Иванову) располагалось всего в восьми верстах от Ташкента, оно еще не было занято.

Зайцев и его сотрудники не мешкая перевезли в Ивановку свое нехитрое имущество и прямо с колес приступили к посеву: посевная страда была уже в разгаре.