В числе двухсот пятидесяти секционных докладов был доклад агронома Лысенко из Ганджи (в соавторстве с Д.Долгушиным). Естественно было ожидать, что в нем будут приведены экспериментальные данные, обещанные в предисловии к его книге. Но новых данных в докладе не было.
Иванов говорил, что доклад Лысенко, как и другие доклады, заранее обсуждался в оргкомитете съезда. Максимов считал его слабым и возражал против включения в повестку дня, но председатель оргкомитета Вавилов, согласившись с тем, что доклад слабоват, отметил, что в нем есть интересные мысли и что его надо включить в программу съезда хотя бы для того, чтобы у молодого ученого из Ганджи была возможность приехать и повариться в котле большой науки. Вавилов считал такой опыт очень полезным, особенно для малообразованного провинциала, который работает вдали от научных центров.
Доклад Лысенко был заслушан на секции физиологии растений. Заметного впечатления на присутствующих он не произвел. Докладчику не задавали вопросов, выступил по нему только руководитель секции Максимов. Он отметил совпадение приведенных данных со своими собственными и мягко покритиковал молодого коллегу за излишнюю категоричность выводов.
Лысенко ожидал, что его доклад произведет фурор, и малое внимание к нему возмутило его до глубины души. Он упрочился в мысли, что
План созрел быстро. Завернув на обратном пути в родную деревню Карловку, Трофим Лысенко обсудил его со своим отцом Денисом Никаноровичем.
Еще полгода прошло в томительном ожидании.
А потом…
Цитирую по одной из многих заметок, появившихся в газетах летом и осенью 1929 года: