Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

13 июня направлена бумага В.В.Ульриху – председателю Военной коллегии Верховного суда: «В виду того, что осужденные [Луппол и Вавилов] могут быть использованы на работах, имеющих серьезное оборонное значение, НКВД СССР ходатайствует о замене им высшей меры наказания заключением в исправительно-трудовые лагеря НКВД сроком на 20 лет каждого». Подписал замнаркома Меркулов, исполнитель (так значится!): начальник 1-го спецотдела НКВД А.Я. Герцовский[878].

23 июня Президиум Верховного Совета постановил: академикам Вавилову и Лупполу заменить ВМН на 20 лет лишения свободы…

Тут новый виток вопросов, на которые нет ответа.

Ведь уполномоченный (скорее всего, Судоплатов) почти годом раньше говорил Вавилову, что ходатайство о его помиловании возбуждено Берией и не сегодня-завтра будет официально утверждено. Почему же потребовалось новое ходатайство, подписанное не Берией, а Меркуловым?

Если первого ходатайства не было, то уполномоченный, трижды приезжавший в тюрьму беседовать с Вавиловым, ему врал. Тогда – с какой целью?

На ум приходят разные соображения, выскажу то, которое мне кажется хотя и не очень вероятным, но все же более правдоподобным, чем другие.

П.А.Судоплатов еще до войны и особенно после ее начала был занят созданием разведывательной сети в Германии и других странах, и ему остро не хватало «квалифицированных кадров». В своих мемуарах он уверял и, конечно, ставил себе в заслугу, что под этим соусом ему удалось, с согласия Берии, вытащить из тюрем и лагерей некоторых вычищенных чекистов. Но людей все равно не хватало. Познакомившись с делом Вавилова, он должен был обратить внимание на его обширные международные связи, многочисленные зарубежные поездки, знание иностранных языков. Потому и потребовал, чтобы политзэка, числившегося, как и было положено, за Первым спецотделом, передали в ведение его Четвертого управления. Приходил с ним беседовать, чтобы прощупать на предмет его пригодности для агентурных спецзаданий. Мнимое ходатайство Берии о помиловании было предлогом для этих прощупывающих бесед. Убедившись в непригодности академика Вавилова к шпионской работе, он потерял к нему интерес и забыл о нем. Если так, то ходатайство Берии об отмене ВМН было выдумкой Судоплатова.

Но вот решение об отмене ВМН действительно принято и направлено в Саратов. Есть расписка Вавилова в том, что ему об этом объявлено. Датирована 4 июля 1942 года.

Итак, 20 лет лагерей… Страшно подумать… Но – всё познается в сравнении. Для двух смертников то была истинно благая вестъ\

Луппола перевели в общую камеру, затем отправили в Мордовский лагерь. Там он скончался 26 мая 1943 года…

О том, что Вавилова тоже перевели из камеры смертников, косвенно свидетельствовал академик П.К.Ощепков.

Он был специалистом по радиотехнике и радиолокации. Первый раз его арестовали в 1937 году, приговорили к пяти годам лагерей за «троцкизм». В декабре 1939 года освободили, но 1 июля 1941-го взяли вторично – «за принадлежность к антисоветской организации». Снова дали пять лет. В саратовской тюрьме «судьба свела “неблагонадежного” изобретателя с ученым-биологом, академиком Николаем Ивановичем Вавиловым. Даже там, в тюрьме, они вели беседы о круговороте энергии в природе, рассуждали о возможностях управления этим процессом»[879].

Приговор Ощепкова был «детским», в камеру смертников его посадить не могли, значит, и Вавилов уже не был в камере смертников.

В саратовской тюрьме Ощепков получил письмо от академика А.Ф.Иоффе: «Сейчас, как и тогда, я уверен в Вашей невиновности и сделаю всё, что в моих силах, чтобы это доказать».

Доказать Иоффе ничего не смог, но Ощепкова вскоре перевели в Свердловскую «спецлабораторию», то есть в шарагу.

8.

Но если Вавилова перевели из камеры смертников в обычную, то стали выводить на прогулки. Обеспечили мылом (в камере смертников он был лишен мыла!). Лечили от цинги (он был болен). Расширили доступ к библиотеке (в камере смертников доступ был ограничен). А самое главное: он мог теперь написать близким, сообщить, где находится, получать письма, посылки, какие-то деньги, чтобы прикупать продукты в тюремном ларьке!.. Пусть немного, совсем чуть-чуть, ибо пользование ларьком было строго лимитировано. Но от этого чуть-чуть снова зависела – ЖИЗНЬ.

Но… Он умирал еще полгода. Близкие ни одного письма от него не получили.

Елена Ивановна оббивала пороги НКВД и других учреждений, молила влиятельных, как ей казалось, ученых замолвить словечко. Ее принимали по-разному: с состраданием и сочувствием, с грубой жестокостью, с испугом. Никто помочь не мог… Она пыталась выяснить его местонахождение – безуспешно.

Какие-то сведения до нее доходили. В основном ложные.