Но на ком остановить выбор – это Генри Дейл и его коллеги решали сами.
Многие авторы полагают, что избрание Н.И.Вавилова было продиктовано не только признанием его научных заслуг, но и стремлением облегчить его участь. Об этом как будто бы свидетельствовала и дневниковая запись Вернадского в декабре 1944 года: «Его арест произвел большое впечатление. Были попытки иностранных учен[ых] его спасти. Он был выбран членом Кор. Общ. в Лондоне как крупный ученый. О выборе его в члены Корол. Общ. я узнал из газет. Он был в это время в тюрьме в Саратове (кажется, из верных источников). Он умер от голодной смерти, была ли это пытка или недоедание. Он был в полном разгаре творческих сил»[900].
По воспоминаниям британского генетика Сирила Дарлингтона, записанным Ж.А.Медведевым, Н.И.Вавилова рекомендовал в Королевское общество Джон Холдейн, которому, в свою очередь, его рекомендовал Герман Мёллер[901].
Есть письмо Мёллера Николаю Ивановичу от 24 мая
1941 года: просьба помочь с получением транзитной визы немецкому еврею А.Канторовичу для проезда через СССР в Японию. Прошло 10 месяцев после ареста Вавилова, но Мёллер об этом не знал. Война затруднила связи, так что на Западе об этом не знали еще очень долго.
Правда, в дневнике С.И.Вавилова, в записи от 9 августа 1942 года, в Свердловске, куда он приехал на общее собрание Академии наук, кратко записано: «6 августа – 2 года ареста Николая. Целый день ходил сам не свой. Приехавшие из Москвы рассказывают, что будто бы американский посол, приехав в Москву, первым делом обращался с просьбой о его освобождении. Тоже жуткая страница из истории науки, да и просто людей».
Но Сергей Иванович не случайно сопроводил услышанное словечком «будто бы». То была очередная легенда.
Избирая Н.И.Вавилова почетным членом Королевского общества, британские коллеги, по-видимому, не подозревали, что он в опале, в тюрьме, что он – «враг народа».
Это особенно вероятно, если его кандидатуру рекомендовал
Вокруг избрания Н.И.Вавилова в Королевское общество намотан клубок былей и небылиц, его нелегко распутать. М.А.Поповский повествовал:
«Глубокой осенью 1942 года в Алма-Ату, где находился академик В.Л.Комаров, приехал пресс-атташе британского посольства в Москве. Миссия его состояла в том, чтобы вручить президенту дипломы двух новых членов Королевского общества. Церемония состоялась в зале заседаний Верховного Совета Казахской ССР. Комаров по-английски почти не говорил (к тому же он страдал хронической кожной болезнью, которая заставляла его почесываться в самые неподходящие моменты), поэтому встреча с дипломатом была поручена академику-лингвисту Мещанинову и помощнику президента А.Г.Чернову. Пресс-атташе вручил представителям Президиума официальное письмо Королевского общества и два красиво оформленных диплома в виде свитков и бланки, на которых вновь избранные члены должны были расписаться в получении дипломов. Подписанные бланки надлежало через министерство иностранных дел СССР вернуть в посольство Великобритании.
"После приема, когда англичанин уехал, – вспоминает А.Г. Чернов, – академик Мещанинов и я отправились к Владимиру Леонтьевичу, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Что делать с дипломом Вавилова, а главное, с бланком, который он должен подписать? Мы не имели ни малейшего представления о том, где находится Николай Иванович, не знали даже, жив ли он. Но сообщить англичанам правду было также невозможно. В конце концов мы приняли прямо-таки соломоново решение: отправить Диплом вместе со злополучным бланком в город Йошкар-Олу, где в военные годы со своим Оптическим институтом находился в эвакуации Сергей Иванович. В сопроводительном письме Комаров просит Сергея Ивановича заполнить форму расписки без инициалов, что тот и сделал”. Чем кончилась эта афера,
A. Г.Чернов за давностью времени вспомнить не мог, но он хорошо запомнил другое: вскоре после отправки в Москву бланка с фиктивной подписью, из Посольства Великобритании последовало весьма ядовитое письмецо, где Президенту Академии наук СССР разъяснили – “мы ожидали подпись не Сергея Вавилова, а Николая…”»[903].
Всё это –