Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

О том же эпизоде поведала Э.Д.Маневич. Для нее английский язык был таким же родным, как и русский, она была приставлена к двум иностранцам как переводчица. Она просила их помнить, что неосторожное слово в «буржуазной» прессе может «отрыгнуться» советским генетикам, противостоявшим лысенковской инквизиции[908]. Они это помнили и, вернувшись из СССР, написали о колхозном академике что-то неопределенно-положительное.

Сергею Ивановичу Вавилову для встреч с зарубежными гостями не требовалось переводчика. В его дневнике эти встречи почти не оставили следа. Только скупо отмечено в записи от 20 июня: «Иностранцы спрашивают [о Николае]. От ответов ускользаю. И так это грустно и незаслуженно».

О том, как умело академик С.И.Вавилов ускользал от ответов на вопросы о брате, было, конечно, доложено куда надо. Понято и оценено.

В центре внимания на юбилейных торжествах был, естественно, президент Академии наук В.Л.Комаров. Он председательствовал на заседаниях, выступал с речами и тостами. Тут обнажилось, что он недослышит, отвечает невпопад, еле держится на ногах. Об этом тоже было доложено.

Президента Академии наук требовалось срочно менять.

Вдруг Сергея Ивановича Вавилова вызвали в Кремль.

Вот как это выглядело в изложении М.А.Поповского:

«В 1945 году Сталин пригласил академика физика Сергея Вавилова в Кремль. Вождь был настроен благостно, всячески обласкал ученого, сказал, что знает и ценит его труды, рад знакомству. После этой “художественной части” последовала часть деловая: Сергея Ивановича просили возглавить Академию наук СССР. Не подготовленный к такому предложению, Вавилов-младший растерялся, стал мяться, отнекиваться, вспомнил о репрессированном брате. Однако Сталин настойчиво повторил, что объективные обстоятельства в данном случае не играют никакой роли. Сергей Иванович должен стать президентом по соображениям политическим. Такое “объяснение” оказалось решающим. Гость через силу выдавил – “да”, и хозяин снова вернулся к дружелюбной, даже сердечной манере разговора. Между прочим он поинтересовался, нет ли у Сергея Ивановича каких-либо личных просьб к правительству. Не нужна ли квартира или еще что-нибудь в этом роде. И тут, набравшись смелости, Вавилов-младший решился наконец замолвить слово о брате. Вождь позвонил куда-то по телефону, ему ответили, что наведут справки. Через несколько минут телефон зазвонил снова. Сталин выслушал короткое донесение, шмякнул трубку на рычаг и голосом, имитирующим негодование, произнес: “А черт побери, погубили такого ученого!..”»[909].

Понятно, что столь важный эпизод эхом отозвался во многих публикациях о Сергее и Николае Вавиловых. Попал он и в очерк Я.Г.Рокитянского «Голгофа Николая Вавилова», хотя с оговоркой: «Согласно записям посетителей кремлевского кабинета генсека, тот принимал С.И.Вавилова три раза – 15 апреля 1943 г., 25 апреля 1946 г. и 13 июля 1949 г.». То есть в 1945-м не принимал. Но тут же следует оговорка на оговорку: «Нельзя исключить, что интересующая нас беседа все же состоялась в 1945 г. и не была зафиксирована»[910].

Я.Г.Рокитянский, возможно, прав в том, что тех, кого принимал Сталин, не всегда регистрировали и, что еще удивительнее, «регистрировали» тех, кого он не принимал. Так, согласно журналу посещений Сталина, 15 апреля 1943 года Вавилов был у него в кремлевском кабинете с 23 часов 30 минут до часу 05 минут ночи[911]. Однако в дневнике С.И.Вавилова имеется запись от 17 апреля, сделанная в Йошкар-Оле, в которой сказано, что позавчера (то есть 15 апреля) он находился в Казани, откуда на следующий день выехал в Йошкар-Олу. 25 апреля 1946 г. он был в Москве, но о вызове в Кремль в его дневнике не упомянуто, хотя такие встречи он всегда фиксировал. Впрочем, и «в записях посетителей» Сталина за тот день нет ни одного имени, то есть в тот день генсек никого не принимал. В дневнике Сергея Ивановича говорится о приеме у Сталина 25 января 1946 г. Визит зафиксирован и в «записях посетителей». Это и был первый вызов С.И.Вавилова к генсеку. Президентом Академии наук он был уже полгода.

A 11 июля 1945-го Сергей Иванович приехал в Москву по вызову секретаря ЦК Г.М.Маленкова.

В годы войны он не раз контактировал с Маленковым, по его предложению в июне 1943 года стал уполномоченным Государственного Комитета Обороны, о чем записал: «Не сумел отказаться от важных поручений. Чувствую, что могу упасть в пропасть и буду раздавлен страшным грузом».

Раздавлен он не был, получил награды. Но зачем он понадобился Маленкову, когда война кончилась и ГКО был распущен? Он был встревожен. Как он однажды сказал И.М.Франку: «Каждый раз, когда меня вызывают в Кремль, не знаю, вернусь ли домой или отвезут на Лубянку».

Встреча была назначена на 12 июля.

Он заблаговременно вызвал машину из академического гаража, но шофер, видимо, съездивший налево, прибыл с опозданием. А затем привез не к тем кремлевским воротам, где дожидался заказанный пропуск, пришлось делать крюк.