Сергей Иванович принадлежал к той категории людей, которые никуда не спешат и никогда не опаздывают. А вот в Кремль, по воле нерадивого шофера, он опаздывал, и это еще больше взвинтило нервы.
Маленков ждал его вместе с Молотовым.
«Предложено стать академическим президентом вместо В.Л.Комарова. Нечувствительность, развившаяся за последние годы, вероятно, как самозащита, дошла до того, что я не очень удивился этому предложению».
Прежде чем решить, кем заменить Комарова, был составлен список из 22 академиков. Все имена были «провентилированы» в НКВД, к каждому приложена справка.
«Вавилов Сергей Иванович – директор Физического института АН СССР, 1891 года рождения, беспартийный, академик с 1932 года, заместитель директора Государственного оптического института. В период Отечественной войны – уполномоченный Государственного комитета обороны по оптической промышленности. Автор широко известных научных работ по флуоресценции (создал теорию), по изучению природы света. Автор многих книг и переводов (труды Ньютона). Участник международных конгрессов. Политически настроен лояльно. Вавилов обладает организационными способностями и находится в хороших взаимоотношениях с большинством ученых АН и пользуется у них авторитетом. В обращении прост, в быту скромен. Вавилов сейчас находится в расцвете своих творческих сил и ведет лично научно-исследовательские работы. Имеет крупных учеников и последователей. Известен в СССР и за границей. Брат Вавилова С.И. – Вавилов Николай Иванович – генетик, в 1940 году был арестован и осужден на 15 лет за вредительство в сельском хозяйстве. Находясь в саратовской тюрьме, в январе 1943 года умер»[912].
Всё точно – только приговор брату почему-то занижен.
В том же списке имена А.Я.Вышинского, Т.Д.Лысенко, вице-президента металловеда А.А.Байкова, бывшего непременного секретаря В.П.Волгина, геолога А.Н.Заварицкого, историка Б.Д.Грекова, математика И.М.Виноградова… На каждого в НКГБ был «материал». На Волгина имелось «20 показаний осужденных врагов народа»; Заварицкий состоял в антисоветской организации; Греков был в прошлом кадетом; Байков «по характеру неуживчив, с большим числом академиков находится в неприязненных отношениях»; Бардин «в быту с учеными не общается вследствие чрезмерной жадности его жены», Виноградов «нелюдим, не эрудирован в других областях наук, холостяк, употребляет в значительных дозах алкоголь». О Лысенко в справке НКГБ, после перечисления заслуг и регалий, говорилось: «Среди биологов АН СССР Лысенко авторитетом не пользуется, в том числе и у академиков В.Л.Комарова и Л.Орбели, причем последние приписывают ему арест Н.Вавилова… В ВАСХНИЛпротив Лысенко ведется борьба группы академиков во главе с академиком Прянишниковым Д.Н.»[913]. Можно ли двигать Лысенко в президенты
В списке стояло и имя Игоря Васильевича Курчатова. Он охарактеризован «человеком скрытным, осторожным, хитрым и большим дипломатом». К тому же он был сверхзасекречен, для такого представительского поста, как президент Академии наук, не подходил.
Выбор, оказывается, был не такой уж большой! Окончательно его, конечно, сделал генсек. Тому есть и документальное подтверждение[914]. Но личная встреча генсека с будущим президентом Академии наук не требовалась. Достаточно разговора с ним вождей второго ранга.
…Сергей Иванович слушал их с невозмутимым спокойствием, внутренне холодея от ужаса.
14 июля 1945 г., Москва: «Оно [это назначение] совершенно разрушает мою жизнь и внутреннее естество. Это значит ужас современной Москвы в самом концентрированном виде [навалится] на меня. Это значит расстаться с Ленинградом. Это значит, исчезнет последняя надежда опять вернуться к своему прямому [научному] опыту. А сумею ли я что-нибудь сделать для страны, для людей? Повернуть ход науки?.. Неуютно, смутно, тяжело… Сам не свой».
Если ему так было невмоготу, то почему он не отказался?
Ученые из ближайшего окружения Сергея Ивановича
Почему же «академик Сергей Вавилов после расправы над своим великим братом пошел в лакейские президенты Академии наук», как припечатал его А.И.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ»?
По поводу этой «припечатки» академик В.Л.Гинзбург написал Солженицыну большое письмо, на что тот ответил телефонным звонком. По свидетельству Ю.Н.Вавилова, Солженицын «признал, что был неправ, и пообещал изъять эту фразу в новой редакции “Архипелага ГУЛАГ”, но почему-то этого не сделал».