Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Край этот был хорошо знаком Куропаткину. Здесь он начинал службу молодым поручиком стрелкового батальона. Здесь он храбро сражался против тогда еще независимой Бухары, стал ротным командиром, был произведен в штабс-капитаны. После окончания военной академии и нескольких лет заграничной стажировки он вернулся в Туркестан. Дорос до генеральского чина и поста начальника Туркестанской области. Под его неусыпным попечительством дикий пустынный край, населенный кочевниками, где процветали разбой и грабеж, стал постепенно благоустраиваться. Появились дороги и оросительные каналы, была проведена судебная реформа, налаживалась торговля и промышленность, появились русские школы – для детей переселенцев из внутренних губерний. Куропаткина здесь поминали добром, его второе пришествие в качестве генерал-губернатора население встретило с радостью. Но следом явился царский указ о мобилизации инородцев-мусульман на тыловые работы, хотя по закону они от военной службы были освобождены.

Недовольство мобилизацией быстро переросло во всенародное восстание, охватившее многие регионы края, так что забот у генерал-губернатора было выше головы.

Терпеливо выслушав напористого посетителя, Куропаткин сказал, что время для путешествий сейчас неудачное. Инородческое население края бунтует, для наведения порядка он вынужден принимать карательные меры, но они еще больше озлобляют местных жителей. Попадаться им под руку русскому путешественнику никак нельзя: гарантий, что он вернется живым, нет.

– Два-три казака не защитят вас, а сильный отряд я дать не могу – война! – пояснил он и добавил: – Отправляйтесь-ка от греха в Москву. Приезжайте через год-два, когда всё успокоится. Тогда и будете решать ваши эволюционные загадки.

Разговор разочаровал Вавилова, но не обескуражил. Насколько обстановка серьезна, он уже знал от двух своих туркестанских друзей: Гавриила Семеновича Зайцева и Дмитрия Демьяновича Букинича. К ним он и отправился обсудить положение.

Зайцева Вавилов знал еще по Петровке. У них было много общего: ровесники, оба внуки крепостных крестьян, у обоих отцы с великим трудом выбились в люди и принадлежали к купеческому сословию.

Правда, сходство их судеб этим и заканчивалось. Если отец Вавилова сделался преуспевающим коммерсантом, то отец Зайцева разорился. Ганя рос в бедности, путь к образованию у него был тяжел и извилист, он смог поступить в Петровку в тот год, когда Вавилов ее заканчивал. Познакомились они на Селекционной станции Рудзинского.

Крепкий, плотный, широкоплечий, Вавилов был подвижен, улыбчив, много и охотно говорил, вечно куда-то спешил. Видя, как он торопливо тащит огромный, до отказа набитый портфель, застенчивый Ганя Зайцев не позволял себе первым заговаривать с ним или задерживать, если заговаривал Вавилов. Николай Иванович с ним шумно здоровался, широко улыбался, похлопывал по плечу, называл батенькой. Но так он держался со всеми. Замкнутый и застенчивый Зайцев не был уверен, помнит ли Вавилов его фамилию.

Он помнил всех.

В тихий дом Зайцевых в Голодной степи вместе с Вавиловым ворвались шум, веселье, полились рассказы об иранском путешествии. В изложении Николая Ивановича оно выглядело забавным и беззаботным.

Рассказав об отказе Куропаткина, Вавилов сказал, что попытается пройти обходными, малодоступными тропами, через горные перевалы. Население там редкое, живет замкнуто, о восстании там, скорее всего, слыхом не слыхали.

Гавриила Семеновича такой план не на шутку встревожил. Заметно волнуясь, он стал убеждать Вавилова, что риск слишком велик, генерал-губернатор нисколько его не преувеличил. Во многих местах во главе восстания встали имамы, шпаны, муллы. Они внушают доверчивым мусульманам, что вся напасть от неверных. Участились набеги на поселки русских переселенцев, они нередко завершаются резней. Русские, со своей стороны, создают отряды самообороны, захватывают земли «халатников», чем еще больше накаляют страсти. Всюду рыскают карательные отряды, рассылаемые генерал-губернатором. Они подавляют очаги восстания, убивают всех, кто оказывает сопротивление, сотнями уводят арестованных. От этого ненависть к русским накаляется еще больше, слышится зловещее слово «газават» – священная война. Малодоступные горные районы не совсем недоступны. Кто может предсказать, с кем придется там повстречаться путешественнику. Идти на Памир можно только в сопровождении сильного воинского отряда; коль скоро в этом отказано, экспедицию надо отложить. Да и время уже позднее, в горах выпал или вот-вот выпадет снег, а заваленные снегом перевалы непроходимы.

– Приезжайте через год, как советует Куропаткин, – убеждал Зайцев, протирая запотевшее от волнения пенсне. – И куда вы торопитесь? Ведь нам с вами нет тридцати, вся жизнь впереди!

– Ну, что вы, батенька, – отшутился Вавилов, – жизнь коротка!

И вдруг, посерьезнев, добавил:

– Можно будет пройти через перевалы или нет, – это выяснится, если попытаться. Надо сделать всё, что зависит от себя.

Сделать всё, что зависит от себя!