Эта ложь убьет тебя

Ему пришлось подождать, пока прозвучит несколько гудков, но вскоре ему ответил сонный голос женщины. Миссис Валентайн. После исчезновения мужа мать Руби мучил страх, что ее дочерей похитят среди ночи. Теперь Паркер хотел использовать этот страх к собственной выгоде. Он уведет свою девочку от Шейна Феррика и вернет ее в собственную постель.

– Алло? – прошептала мать Руби. – Кто это? Джеймс?

Паркер заговорил, изо всех сил подражая голосу из фильма ужасов. Можно ведь ему заодно повеселиться, раз уж ночь пошла ко всем чертям.

– Ваша дочь в опасности, – предостерег он мать Руби тихим, хриплым голосом. – Завтра к этому моменту она умрет.

Миссис Валентайн издала странный горловой звук. Тихое, сдавленное рыдание. Паркеру стало не по себе. Но он не мог сказать ей, что шутит, не разоблачив себя, поэтому дал отбой и завел двигатель. Когда Паркер вернулся на дорогу, его сердцебиение немного успокоилось. Он уже знал, как будут развиваться события. Мать Руби ворвется в комнату дочери и обнаружит пустую кровать. Потом она позвонит дочери, один, два раза, двадцать пять раз. Руби, в конце концов, ответит, как бы Шейн ни уговаривал ее этого не делать, а потом она поедет домой и найдет рыдающую мать на ступеньках крыльца.

Больше она не сможет тайком удирать из дома.

16 Отравленное яблоко

Руби Валентайн была близка к нервному срыву. Джунипер это видела, хотя не отрывала глаз от Гэвина. Он лежал на черном бархатном диване, как четырехлетний мальчик после празднования своего дня рождения: руки и ноги разбросаны в стороны, темные волосы закрывают лицо, грудь ритмично поднимается и опускается.

Он выглядел безмятежно спокойным.

Руби, наоборот, казалось, была в ужасе. Пошатываясь, она подошла к окну и раздвинула шторы, словно готовилась к побегу. K сожалению, она не могла сбежать. Стальные решетки на окнах держали их в доме.

– Он запер нас в ловушке.

– Кто, Паркер? – спросила Джунипер, ее сердце глухо забилось при виде этих решеток.

Руби покачала головой. Она смотрела на окно, будто ожидала, что сейчас сквозь решетку проскользнет призрак. Призрак с темными волосами и потрясающе синими глазами. С длинными, бледными пальцами. С обманчивой улыбкой.

– Шейна Феррика здесь нет, – сказала ей Джунипер. – Не может быть.

Руби резко обернулась, и ее волосы рассыпались по плечам подобно струйкам в красном море. Она покрасила их несколько месяцев назад, но Джунипер так и не смогла до конца к ним привыкнуть. Девочки росли вместе, и она привыкла к рыжим косам Руби. Однажды она заплела волосы Руби в сотню крошечных косичек, а когда их расплели, Руби стала похожа на русалку.

Сейчас она была похожа на привидение, а ее волосы напоминали кровь на кончике пальца. Пятно на платье цвета слоновой кости. «Как пряжа из рубинов», – заявила Руби три месяца назад в школьном женском туалете. Джунипер как раз выходила из кабинки, когда увидела Руби, стоящую перед зеркалом.

Затем молчание. Всегда молчание с Руби, с тех пор как все рухнуло и они уже не могли смотреть друг другу в глаза. Однако в тот день что-то изменилось. Руби прыгала с ноги на ногу и широко улыбалась своему отражению.

– Этот цвет мне идет, как ты считаешь? Волосы похожи на пряжу из рубинов.

Джунипер лишь пристально смотрела на нее. Ей совсем не хотелось начинать ссору, но ей ужасно не нравилось то, как выглядит бледная Руби с кроваво-красными волосами. Как мерзко. И чтобы не промолчать, она сказала самое приятное, что сумела придумать:

– Ты с ними выглядишь не такой невинной.

Руби рассмеялась. Почти всю жизнь у нее были розовые щеки и россыпь веснушек на переносице. Она была вкусненькой, как яблочный пирог, так шептались мальчики, а потом изображали, как будут пробовать ее на вкус. Они просовывали языки между пальцами, когда Руби проходила мимо по коридору.

Но после похорон Шейна Руби проводила так много времени в доме, что ее веснушки побледнели. С лица сбежали все краски. С этими ярко-красными волосами она выглядела не столько вкусненькой, а сколько отравленной.

Теперь Джунипер гадала, не в этом ли все дело. «Вкусная, как яблочный пай», Руби всегда была любимым лакомством для мальчиков, но что-то всегда, всегда, шло не так. Но если бы этот яблочный пай выглядел отравленным, им больше не захотелось бы его попробовать. Они бы оставили ее в покое, и никто бы не пострадал.

Никто бы не погиб.

– Мы ходили на его похороны, – сказала Джунипер, отрывая взгляд от решеток на окне. – Мы смотрели, как его опускают в землю, и бросали лепестки роз…

– На закрытый гроб, – пробормотала Руби, опускаясь на диван напротив Гэвина. Казалось, она с трудом держится на ногах, как новорожденный с трудом держит собственную головку. И Джунипер подумала – и на нее накатила новая волна ненависти к себе самой, – что будет поддерживать голову Руби, если до этого дойдет.

Она была готова отдать Руби свою кровь. Свое дыхание. А пока она встала на колени перед диваном и взяла затянутые в перчатки руки Руби.

– Это не Шейн делает. Подумай об этом, Руби. Если он не умер, зачем запирать нас в доме и мучить?