Эта прекрасная тайна

Жан Ги проследил за его взглядом и увидел брата Люка, который медленно, почти неохотно шел к двери, выходящей в длинный-предлинный коридор с запертой дверью в самом конце. Выходом. И маленькой каморкой с надписью «Привратницкая».

Брат Люк был совершенно один и казался одиноким.

Шеф смотрел на него проницательным и в то же время озабоченным взглядом. И Жан Ги подумал, что шеф смотрит на брата Люка, а видит, вероятно, других молодых людей. Тех, которые вышли в дверь и не вернулись.

Тех, которые выполняли приказы Гамаша. Подчинялись Гамашу. Но если его шеф вернулся со шрамом у виска и тремором руки, то они не вернулись вообще.

Может, и правда шеф смотрел на брата Люка, а думал о них?

У Гамаша был встревоженный вид.

– Все в порядке, patron? – прошептал Бовуар.

Акустика Благодатной церкви подхватила его слова, усилила их. Старший инспектор Гамаш не ответил. Он продолжал смотреть. На закрывшуюся дверь, за которой только что исчез брат Люк.

В одиночестве.

Остальные монахи в черных мантиях вышли через другие двери.

Наконец Гамаш и Бовуар остались одни в Благодатной церкви, и Гамаш повернулся к Бовуару:

– Ты вроде хотел поговорить с братом Антуаном…

– Да, – ответил Бовуар. – С солистом.

– Неплохая мысль, но я подумал, не хочешь ли ты сначала побеседовать с братом Люком?

– Нет проблем. О чем его спросить? Вы уже говорили с ним. И я тоже – в ду́ше сегодня утром.

– Выясни у него, знал ли брат Антуан о том, что приор собирался заменить его на другого солиста для следующего альбома. Побудь немного с братом Люком – не появится ли кто-то еще у дверей в течение следующего получаса.

Бовуар взглянул на часы. Служба началась в семь тридцать, а закончилась ровно сорок пять минут спустя.

– Oui, patron, – сказал он.

Гамаш снова посмотрел в ту темную часть церкви.

Бовуар охотно последовал за братом Люком – он всегда охотно выполнял все приказы шефа. Конечно, он понимал, что впустую потратит время. Пусть шеф делает вид, будто отправляет его для проведения дополнительного допроса, но Бовуар-то знал, в какой роли видит его шеф на самом деле.

В роли няньки.

Что ж, он готов выполнить приказ, если Гамашу так будет спокойнее. Бовуар даже подтер бы и спеленал сопливого монаха, если бы Гамаш попросил. И если бы это помогло избавить его от тревог.

– Поищи, пожалуйста, Симон. – Настоятель улыбнулся своему неразговорчивому секретарю и повернулся к гостю. – Сядем?

Как гостеприимный хозяин, он указал на два удобных кресла у камина. Кресла, обтянутые выцветшим ситцем, а набитые, похоже, перьями.

Отец Филипп выглядел лет на десять старше Гамаша. Наверное, ему было около шестидесяти пяти. Но он казался человеком без возраста. Гамаш подумал, что причиной тому бритая голова и мантия. Хотя морщины на лице говорили сами за себя. И никаких попыток скрыть их не предпринималось.

– Брат Симон найдет для вас план монастыря. Где-то он наверняка есть.

– Вы не пользуетесь планом?

– Да зачем он мне? Я здесь и так знаю каждый камень, каждую трещину.

«Как капитан корабля, – подумал Гамаш. – Он начинал юнгой и теперь знает каждый уголок судна».

Настоятель чувствовал себя уверенно на командном посту. И явно не подозревал, что в монастыре зреет мятеж.

Или очень даже подозревал о том, что мятеж зреет, но знал, что его подавили. Вызов, брошенный его власти, умер вместе с приором.

Отец Филипп принялся разглаживать подлокотники кресла своими длинными руками.

– Когда я только появился в Сен-Жильбере, тут обитал один монах, обойщик по специальности. Самоучка. Кресла – его работа.

Руки настоятеля замерли и упокоились на подлокотниках, словно на руках того самого монаха.

– Им почти сорок лет. Он тогда уже был немолод и умер через несколько лет после моего приезда. Его звали брат Ролан. Мягкий, тихий человек.

– Вы помните всех монахов?

– Помню, старший инспектор. Вы помните всех ваших братьев?

– К сожалению, я единственный ребенок.

– Я неточно выразился. Я имел в виду других братьев – ваших братьев по оружию.

Старший инспектор почувствовал себя ужасно усталым:

– Я помню каждое имя, каждое лицо.

Настоятель выдержал его взгляд. В глазах монаха не было ни вызова, ни вопроса. У Гамаша даже возникло ощущение, что его поддерживают под локоть, чтобы не упал.

– Я так и думал.

– К сожалению, среди моих агентов нет таких умельцев. – Гамаш тоже разгладил выцветший ситец.

– Живи вы и работай здесь, поверьте мне, они бы стали умельцами, даже если бы прежде ни о чем таком не помышляли.

– Через вас проходят все новички?

Настоятель кивнул:

– Мне приходится выезжать, чтобы их найти. Из-за нашей истории мы приняли обет не только молчания, но и невидимости. Обязательство сохранить существование нашего монастыря…

Он поискал подходящее слово. Ему явно нечасто приходилось объясняться по такому поводу. А может быть, вообще никогда.

– …в тайне? – закончил за него Гамаш.

Настоятель улыбнулся: