– Он испуганный старик, цепляющийся за прошлое!
Брат Антуан наклонился к Бовуару, бросая слова ему в лицо. Потом он замолчал, и на его лице появилось встревоженное выражение. Он наклонил голову.
Бовуар тоже молчал, прислушиваясь.
Что-то приближалось.
Арман Гамаш посмотрел на небо.
Что-то приближалось.
Они с настоятелем обсуждали сад. Гамаш хотел вернуться к спокойному разговору. Эта тактика напоминала рыбалку: закинул блесну – крути катушку, закинул – крути. Дай подозреваемому ощущение свободы. Пусть думает, что сорвался с крючка. А ты опять начинай его тащить, крутить катушку.
Процедура эта изматывала. Обоих. Но Гамаш знал: он сильнее того, кто попался на крючок и пытается сорваться.
Настоятель явно воспринял перемену тона и темы как отступление Гамаша.
– Как вы думаете, почему отец Клеман создал здесь сад? – спросил старший инспектор.
– А что более всего ценят люди, живущие в такой тесноте?
Гамаш задумался над этим вопросом. Дружбу? Покой и тишину? Терпимость?
– Уединение?
Настоятель кивнул:
– Oui. C’est ça[45]
. Отец Клеман позволил себе одну вещь, которой не имел больше никто в монастыре, – уединение.– Еще одно разделение, – сказал Гамаш, и настоятель посмотрел на него.
Отец Филипп почувствовал, как слегка натянулась леска, и понял: то, что он принял за свободу, вовсе не свобода.
Гамаш обдумал слова настоятеля. Возможно, легендарным сокровищем было не что-то вещественное, а, напротив, то, чего не пощупаешь руками. Пустая комната, о которой никто не знает. И замок.
Уединение. А с уединением, конечно, приходило и еще кое-что.
Безопасность.
Гамаш знал, что люди ценят безопасность превыше всего.
И тут он что-то услышал.
Он обвел взглядом чистое голубое небо. Ничего.
Но что-то там шумело. И приближалось.
Тишину лесной глуши сотряс рев. Он обрушился на них со всех сторон, словно небеса разверзли свой зев и заорали на них.
Все монахи-грибы и Бовуар задрали голову.
Потом все как один пригнулись.
Гамаш пригнулся и потянул за собой отца Филиппа.
Самолет пронесся над их головой и через мгновение исчез. Но Гамаш слышал, как он заложил вираж и развернулся.
Старший инспектор и настоятель стояли неподвижно, глядя в небеса. Гамаш все еще держал настоятеля за мантию.
– Он возвращается! – прокричал отец Филипп.
– Черт! – завопил Бовуар чуть ли не громче ревущих двигателей.
– Боже! – завопил брат Антуан.
Соломенные шляпы сдуло с головы монахов, и они упали на посадки, поломав некоторые вьющиеся растения.
– Он возвращается! – прокричал брат Антуан.
Бовуар уставился в небо. С ума можно сойти оттого, что ты видишь лишь клочок голубого неба у себя над головой. Они слышали, как самолет разворачивается, как нарастает рев двигателей, приближается. Но видеть его они не видели.
И вдруг он снова оказался над ними. На сей раз он шел даже ниже, явно нацелившись на колокольню.
– О черт! – вырвалось у брата Антуана.
Отец Филипп ухватил Гамаша за пиджак, и они снова пригнулись.
– Проклятье!
Гамаш услышал настоятеля даже сквозь рев двигателя.
– Они чуть не врезались в монастырь! – прокричал отец Филипп. – Это пресса. Я надеялся, у нас будет больше времени.
Бовуар медленно выпрямился, оставаясь начеку, прислушиваясь.
Через мгновение звук усилился, потом исчез, и раздался громкий плеск.
– Господи Исусе, – сказал Бовуар.
– Merde, – пробормотал брат Антуан.
Монахи и Бовуар побежали из огорода к двери в монастырь. Их широкополые шляпы остались в саду.
«Черт побери!» – думал Гамаш, покидая сад вместе с настоятелем.
Он хорошо разглядел самолет, когда тот пролетал, казалось, в нескольких футах у них над головой. В последнюю секунду самолет ушел в сторону, чтобы не врезаться в колокольню.
За мгновение до того, как самолет исчез из поля зрения, Гамаш увидел логотип на его двери.
Они присоединились к толпе монахов, спешащих по коридору. К ним добавлялись новые, и процессия все набирала скорость на пути через Благодатную церковь в последний коридор. Впереди Гамаш видел Бовуара, шагающего рядом с братом Антуаном.
Перед запертой дверью стоял с чугунным ключом в руке молодой брат Люк. Стоял и смотрел на них.
Гамаш единственный точно знал, что их ждет по другую сторону двери. Он разглядел эмблему на самолете. К ним прилетела не пресса. Не любопытные, жаждущие поглазеть на знаменитый монастырь, который обрел дурную славу в свете ужасного преступления.
Нет, это было существо совершенно иного рода.
Почуявшее запах крови.
Глава семнадцатая
По кивку настоятеля брат Люк вставил ключ в скважину, легко повернул – и дверь открылась, впустив внутрь пахнущий соснами ветерок, солнечный свет и звук подплывающего к пристани гидросамолета.
Монахи сгрудились у открытой двери. Настоятель вышел вперед.
– Я потребую, чтобы они покинули нас, – заявил он решительным голосом.
– Наверное, мне лучше пойти с вами, – сказал Гамаш.
Отец Филипп посмотрел на него и кивнул.
Бовуар попытался присоединиться к ним, но Гамаш остановил его едва заметным движением руки:
– Лучше останься здесь.
– Что тут на нас свалилось? – спросил Бовуар, почуяв настроение шефа.