Эта сильная слабая женщина

Не так давно Василий Александрович Смирнов ездил в Японию и, естественно, не мог не побывать на одном из крупнейших судостроительных заводов в Ниигата. Хотелось своими глазами посмотреть «японское чудо» — строительство супертанкеров, появление которых опережала и реклама и пропаганда. Он знал: японцы действительно добились крупных успехов в этой области, но ему надо было увидеть — к а к.

Он ходил по стапелям со стесненным сердцем. Перед ним двигались не рабочие — роботы. Да, заработки у них вполне приличные, рассказывали Смирнову, вполне… Правда, женщины-сварщицы, например, зарабатывают в два раза меньше мужчин, но ведь они не совсем полноценные рабочие… А он видел везде и всюду полноценных роботов, чьи движения были словно бы запрограммированы «мозговым центром» фирмы, и от этой программы нельзя было отступить ни на шаг в буквальном смысле слова. Тут и там отмечены дорожки, по которым следует ходить рабочим. Еда подается сюда на минимально короткий перерыв. Рабочий день — шестнадцать часов. Смирнову объяснили, что в соответствии со строго научной организацией производства рабочий может отлучиться только в уборную, которая… находится тут же, возле самого рабочего места.

Роботы не думали. Они  т о л ь к о  работали, механически выполняя одну и ту же операцию, и казались частью гигантской, отлично отлаженной машины. После конца смены эта машина выплевывала их на улицы города с тем, чтобы на следующий день сызнова получить такую же порцию чуть отдохнувших мускулов. Больше от них ничего не требовалось. В этой «научной организации» труда «новое» оказалось хорошо забытым старым, впрочем, забытым не нами. Смирнову вспомнились ленинские слова о том, что прогресс техники и науки означает в капиталистическом обществе прогресс в искусстве выжимать пот. Он не был уверен, что помнил это высказывание слово в слово, и, вернувшись домой, нашел его, и прочитал раз, другой, третий глазами человека, у в и д е в ш е г о  неизменную ленинскую правоту.

Нет, у него самого все, все было не так. Он разбирал с инженерами каждый чертеж, потом знакомил с чертежами бригаду. Добивался, чтобы, придя на работу, каждый знал, что будет делать не только сегодня, а и завтра. Иными словами, старался, чтобы каждый в бригаде научился охватывать внутренним взглядом весь процесс сборки. Он был строг, и это была умная строгость: требовал, чтобы в машинном отделении вся оснастка находилась под рукой, когда подадут фундаменты; сам составлял план, когда и что подавать, — утром фундаменты под запасной вал, к обеду — под главный редуктор, и тут уж только держись, если невзначай произойдет опоздание. Он умел и умеет упрекнуть тихо, без брани, но так, что потом три ночи кряду будешь ворочаться в постели, вспоминая его «выволочку».

Он добился того, чего так хотел, — ритмичности. «Ну и что же, — может спросить иной читатель, — разве не того же добивались и добились японские судостроители? Разве это не одна из основ мировой индустрии, которая — если верить иным буржуазным экономистам и социологам, не вникающим и не желающим вникнуть в классовый характер мирового производства, — становится чуть ли не космополитической!»

Нет, здесь, на Балтийском, все иначе. О с о з н а н н о с т ь  труда рождает  т в о р ч е с к о е  к нему отношение, и сама работа превращается в творческий процесс — вот в чем дело! Прогресс при социализме не выжимает, а облагораживает людей. Это — знамение времени.

Сейчас, в эти дни, на Балтийском заводе вместе со Смирновым работают бригадиры Юрий Скоскин и Владимир Шатурин. Опыта им не занимать, оба они смирновской выучки. А ведь «создал» их хотя и не один Смирнов, но многое начиналось с него. Вот как это было.

Смирнову, когда он принял очередную новую бригаду, было не по себе от первых стычек со Скоскиным.

— Как у тебя?

— Как в аптеке.

— Допуски учел?

— Порядок, бригадир!

— Пойдем посмотрим.

И одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть: сделана работа кое-как, по принципу: «Тяп-ляп, вышел кораб» — и все надо переделывать сызнова.

Так называемой воспитательной работы Скоскин не переваривал. Говори ему, что хочешь, — слова уходят, как вода в песок.

А пора была самая что ни есть горячая: на головном танкере (том самом, что потом обошел в Красном море всех «иностранцев») надо было устанавливать среднюю надстройку, и Смирнов как бы вскользь сказал Скоскину, что сам он, бригадир то есть, будет работать на левом борту, а Скоскин пусть встанет на правом.

— Ежели затрет — позови, — добавил он.

Нет, педагог из него не получился: Юрий был тоже не лыком шит и мгновенно разгадал бригадирскую хитрость.

— Макаренко прочитали, дядя Вася? — ехидно спросил Скоскин. — Или на соцсоревнование вызываете?

— А чего мне с тобой соревноваться? — усмехнулся бригадир и пошел на свое место, на левый борт.