В вентиляционном отверстии над нами раскрываются створки, и ледяной воздух обрушивается на нас с такой силой, что меня прижимает к стене. Я зажмуриваюсь и закрываю лицо руками, ожидая, наверное, целую вечность, пока вентиляционное отверстие закроется.
Комнату вновь заполняет голос:
– М-мог бы предупредить меня, – с трудом выговариваю я из-за стучащих от холода зубов.
Леобен пожимает плечами:
– Тогда было бы не так весело.
Обхватив себя руками, я свирепо смотрю на него, когда стена рядом с нами отъезжает в сторону. За ней оказывается длинный шестиугольный коридор, в конце которого виднеется еще одна круглая дверь. Стены коридора из гладкого бетона, но усеяны крошеными распрыскивателями, на полу еще одна металлическая решетка, а в воздухе стоит резкий запах дезинфицирующего средства, от которого слезятся глаза.
Желудок сжимается.
– Предполагаю, это та часть, которую здесь называют «мойкой».
– Ты права, – подтверждает Леобен и подталкивает меня вперед.
Дверь с шипением захлопывается за нами, обдав напоследок холодным воздухом, а решетка под ногами начинает дрожать.
– Не хочешь меня ни о чем предупредить? – спрашиваю я.
Леобен смотрит на меня с улыбкой на лице.
– К этому не нужно готовиться, Агатта. Но, возможно, тебе стоит закрыть глаза.
Я следую его совету. И тут же слышу гул, который становится все громче, пока от него не содрогается весь коридор. Тысячи крошечных струй ледяной жидкости бьют по моему телу, а воздух наполняется резким ароматом ванили. Я задерживаю дыхание, но в рот попадает немного этой горькой жидкости, поэтому закрываю лицо руками и начинаю кашлять. Через несколько секунд гул прекращается, и я втягиваю воздух, ощущая, как жжет от него мои пазухи.
– Почти завершен? – шиплю я и, открыв глаза, вижу, как к нам несется воздушный вихрь.
Он напоминает горизонтальный смерч, такой сильный, что я еле удерживаюсь на ногах, поэтому Леобену приходится схватить меня за руку, чтобы удержать в вертикальном положении. Еще несколько секунд мокрые волосы бьют меня по лицу и попадают в рот. А затем над нами что-то щелкает, и ураган исчезает так же внезапно, как и появился. Третья и последняя стальная дверь открывается с шипением.
–
– Теперь я понимаю, почему Дакс жаловался на воздушные шлюзы, – говорю я.
Леобен усмехается и ведет меня через дверь в другую бетонную комнату с несколькими дверями у дальней стены.
– Ты забавно выглядишь, – говорит он, встряхивая руками и разбрызгивая по стенам дезинфицирующее средство.
С его одежды стекает жидкость, но ткань, скорее всего, влагозащитная, потому что его майка выглядит сухой. Даже синие полосы под глазами не размазались, что заставляет меня задуматься, нарисованы ли они или это какой-то мастерски закодированный алгоритм пигментации. Мой рюкзак лежит на поцарапанном стальном столе вместе со снаряжением Леобена. Он надевает кобру на плечи и раскладывает по своим местам оружие.
– Готова увидеть гражданские уровни?
Я киваю, стараясь сдержать дрожь. Глаза горят, одно ухо ничего не слышит, спутанные пряди прилипли к лицу, но я готова. Последние два года меня не раз охватывал интерес, как это место выглядит изнутри. Мне очень хочется узнать, от чего оберегал меня папа.
Я натягиваю рюкзак и откидываю волосы с лица.
– Я готова, пошли.
Леобен проводит меня через одну из дверей к грузовому лифту. Он качается из стороны в сторону, стонет, а затем почти целую вечность опускается вниз. Когда он наконец вздрагивает и останавливается, я слышу шум, доносящийся из-за дверей, и почему-то у меня так сжимает грудь, что трудно дышать.
Двери открываются. И я готовлюсь увидеть бетонные стены и ряды камер.
Но оказываюсь посреди улицы.
Здесь растут цветы и деревья. И ярко-зеленая трава. Между кафе, магазинами и красивыми каменными зданиями вьются мощеные дорожки. Я понимаю, что над нами потолок и толща земли, но когда поднимаю глаза, то вижу ясное лазурное небо.
По улице прогуливаются семьи, одетые в синюю одежду – на некоторых спецодежда, а на некоторых футболки с логотипом «Картакса» спереди. В кафе, расположенном напротив лифта, люди сидят на диванах и пьют что-то похожее на кофе из белых кружек. Пока взрослые обедают, передавая друг другу тарелки с едой, дети, визжа, бегают между столиками и играют.
И теперь я понимаю, почему те, кто отправился в «Хоумстэйк», никогда отсюда не возвращались.
Это место не тюрьма для них. А чертов рай.
Леобен берет меня за локоть и выводит из лифта. Но теперь он не сжимает мою руку так сильно. Должно быть, он понял, в каком я шоке.
– Ты в порядке, Агатта?