Эта тварь неизвестной природы

— Вы слушайте. Юноша и девушка. Лет шестнадцати. Вот, ей-богу, Семён, не могу про них сказать иначе: именно юноша и именно девушка. Чистые, незамутнённые, свежие, прекрасные, влюблённые, вот только такие слова, и самый тупой ходила иначе не скажет про них, пока в словаре не посмотрит. Через «Шекспира» сейчас проходят два общих трека, «Отлогое — Бетонка» и «Угол — Старая Двойка — Аэродром», остальные отвалились. И по отношению к обоим «рапидшар» расположен так, что ребята эти, внутри, видны только с одной точки. Как бы чуть с пригорка вид, пляж как бы ниже тебя, и ребята видны со спин, с дуги всего метра в метра в четыре. И они неподвижны, как объёмная фотография. Беда всегда умеет выбрать момент, когда спустить курок, знаете ли. Ну а тут, если продолжать аналогию, тут затвор спущен, фотоаппарата. Простите мне капельку поэзии, хорошо? И глупую улыбку простите, я ведь тоже человек. Но это очень красиво. Понимаете, там, в этом презервативе, всё таким светом, такой любовью, таким раем наполнено… Там царство, благоденствие, сияние жаркого, ослепительного, безмятежного… полудня. Под сенью древ. Этот, значит, юноша сидит на пушистой, мягкой изумрудной травке перед песчаной полосой пляжика… Разоблачается. У него майка на голове с какой-то надписью и номером, он её, стало быть, стягивает. Красные плавки. Рядом надувной матрасик ненадутый, просто расстеленный, и… чёрт, даже какая-то медовая, а не просто жёлтая, плетёная такая корзинка рядом. А из корзины, из-под крышки, торчит горлышко бутылки. Очень трогательно. Корзинка квадратная, не наша. И маленький красный швейцарский ножик с раскрытым штопором на матрасике. Там всё видно, от стенки «рапидшара» до всего парня пять-шесть метров…

— А девушка?

— Что? А девушка, трекеры прозвали её Джульеттой, входит в воду.

— И что?

— И всё, Шугпшуйц! Попросите своего Бармена показать вам окнографию.

— Но пуля-то здесь…