— Вот-вот. А я только начала жить. Почувствовала себя нормальным подростком, гуляла по ночам, гоняла на пегасах с парнями и не красилась. А теперь снова жить, как лохушка последняя в ста слоях одежды.
— Что же мешает тебе сказать родичу, что ты не хочешь переезжать?
— Думаешь, я не говорила? Я говорила много раз, но он слушать ничего не желает. Если бы отрёкся от меня, то не страшно, я бы переехала в общежитие. Но этот убьёт меня и убьётся сам, но сделает из меня послушную тень.
— Сбеги из дома, — предложила Тархи.
— Найдёт, — мрачно сказала Цуль.
— Спрячься в общаге, — сказала Тархи, — Мы тебя без боя не отдадим.
— Нет, ты не понимаешь. Он информатор, а это значит, мы с ним связаны. Где бы я не была, он найдёт меня. Даже если я сигану в Бездну.
— Значит…
— Сегодня последний день, когда мы видимся. Завтра на рассвете я уезжаю.
Тархи вся поникла. Ей нравилась Цуль. Без неё будет уже не то. Девочки неловко обнялись, а потом сидели долго-долго, до тех пор, пока не пора было выходить. Сидели молча, каждая думая о том, что, скорее всего, они больше не увидятся. И у каждой сердце разрывалось.
— На сцену приглашается Первая Общеобразовательная Школа!
Аплодисменты были реже, чем у предыдущих участников. Просто толпа порядочно устала. Да ещё и жарко было, как в пустыне, хотя информаторы и оракулы хором напророчили дождь.
Занзи и Тархи танцевали среди распустившихся цветов под эльфийские арфы, глядя друг на друга влюблёнными глазами. Естественно, они только притворялись влюблёнными. Занзи представлял на её месте свою потерянную возлюбленную, а Тархи представляла на его месте Грон`Хена. Из-под ног Занзи летели прелые листья, а из-под ног Тархи — перламутровые бабочки. Увядание смешивалось с возрождение, а сон с явью.
Нет желания подчиниться глупым законам в нашей крови.
Что же преступного в нашей любви,
И в том, что так хочу я коснуться руки
В рукаве белее, чем в нашем саду мотыльки?
Клан Алого Цветка привык к тому, что красный — цвет вражеской крови. Клан Белого Цветка привык к тому, что белый — цвет холодных щёк поверженного противника. Никто не мог даже помыслить о том, что всё может быть иначе. Никто не помнит, из-за чего началась эта война.
Зовите меня безумцем, зовите меня ненормальным.
Вы ненавидите нас, ибо то, что думаем мы, нежеланно,
Как ненавистны миротворцы, что мечи превращают в цветы,
Как ненавистны те, кто пойти решил против толпы.
Эта была любовь, которая побеждала смерть и разрывала цепи. И не обязательно ради этого было сражаться с драконами и легионами врагов. Достаточно было не отрекаться — даже если из-за этого отреклись бы от тебя.
Занзи сквозь ложную пелену мечтаний о давней любви вдруг увидел лицо Тархи. Да, у неё не те зелёные глаза и золотые серьги, ну и что и стого?
Тархи понимала, что теперь её влюблённый взгляд и дрожащие ресницы не притворство. Совсем-совсем не притворство.
И следующие слова они выкрикнули со всей искренностью:
Говорите всё, что угодно, но я буду с ней.
Я буду с ним — ну же, браните смелей.
Тьма трусливо бежит от небесных огней.
Любовь победит, потому что сильней.
Закончив, Тархи встретилась взглядом с Трицией. Та улыбнулась и кивнула ей.
— Молодец, — сказала она одними губами.
Тархи подумалось, что даже если они займут последнее место, она всё равно будет счастлива.
Райха сначала смотрела на Занзи, а потом ушла, чтобы никто не увидел её слёз.
А Лармина увидела Клука, идущего вдоль передних рядов. Он был вместе с двумя кочевницами. Они наткнулись на плачущую Райху.
— Что такое? Плачешь от того, что выступление было слишком ужасным? — усмехнулась одна из кочевниц.
— Ах, любовь сильнее ненависти, всё во имя любви, любовь побеждает тьму! — принялась передразнивать вторая, — Что за розовые сопли? Вы перечитали восточные романы? Это ты им посоветовала? Странно, что всё обошлось без нефритовых стержней.
Первая прыснула от смеха, глядя на сконфуженную Райху.
— Клук, — умоляюще посмотрела она на бывшего одноклассника.
— Нет, я не буду твоим Эданом, извини, — усмехнулся он, — Классное платье. Ты его у прабабушки стянула?
— Из склепа стащила, — заходилась первая, — Или из Королевского Зала Былой Славы Предков.
— Неужели ты думаешь, что чем больше ты нацепишь рюшек и оборок, тем красивее ты станешь? — продолжала вторая.
Лармина вся подобралась и мигом подбежала к ним. Точнее, не мигом, потому что пришлось пробираться сквозь плотную толпу, постоянно извиняясь за отдавленную ногу или пролитый коктейль.
— Так, что происходит? — скрестила руки на груди учительница, — А ну прекратили издеваться над ней!
Райха с благодарностью посмотрела на ней. «Вали», — одними губами сказала ей Лармина.
— Оп, я тебя знаю, — оживилась первая, — Ты же пиратка! Была объявлена в международный розыск.
— Твоя капитанша убила моего отца, — процедила вторая.
Лармина с Клуком встретились взглядом. Взгляд Лармины сделались умоляющими, а Клука — холодными, как вечная мерзлота.
— Наша милая учительница, краснеющая при слове «жопа», оказывается, имеет весьма бурное прошлое, — усмехнулся он.
— Не разочаровывай меня, Клук, — процедила Лармина.