Эти чудовищные узы

Моника улыбается, и ее глаза загораются от этой улыбки. Она могла бы стать чем-то большим, чем барменша моего брата, если бы захотела. Я знаю, что ей, как и всем остальным здесь, хорошо платят. Но все равно, она красивая. Она могла бы стать моделью. Актрисой.

Но, возможно, она вообще не хотела быть никем из этого.

— От своих демонов не убежишь в бутылке, Сид, — тихо говорит она. Она поворачивается к Бруклин. — Это касается и тебя.

Я хмурюсь.

— Кто сказал, что я бегу? — я кручу рюмку, наблюдая, как она отражает слабый свет бара.

— Только бегуны тонут.

Я вздыхаю.

— Разве ты никогда не слышала о Железном человеке? Эти люди, наверное, не согласятся.

Она закатывает глаза и шлепает тряпку для уборки, которая была у нее на плече, на стол между нами.

— Ты знаешь, что я имела в виду, — поддразнивает она.

Я пожимаю плечами.

— Может быть.

Она подмигивает мне и поворачивается, направляясь обратно к бару.

Три рюмки согрели меня. Я кладу руки на стол и наклоняюсь к Бруклин, которая потягивает свой напиток. Она только наполовину закончила. Ей нужно поторопиться.

— Расскажи мне, — требую я. — Расскажи мне о гребаных Несвятых, пока я не сошла с ума.

Она жует соломинку, облизывает свои пухлые губы, а затем откидывается на спинку стула. На ней огромные серебряные серьги-обручи, и сейчас она возится с одной из них. Она красива, что неудивительно. У моего брата такой типаж.

Наконец она вздыхает и скрещивает руки.

— Несвятые действительно владеют Александрией, — говорит она, повторяя слова Риа, сказанные год назад. Я ничего не говорю. Я хочу услышать все это. Она смотрит в окно, на ухоженную лужайку позади особняка Рейн. — Дети из Общества шести, — она пожимает плечами, по-прежнему не глядя на меня. — Общество состоит из разного рода богатых задниц. Председатель инвестиционного конгломерата, руководители компаний с миллиардными оборотами, наследники состояний, которые поставили бы вас на колени, — она качает головой. — Неважно, на самом деле. Дети хуже родителей.

Я взбалтываю остатки в своей рюмке. Там нет ничего, кроме нескольких капель виски, но у меня возникает желание слизать все это. Я сопротивляюсь.

— Откуда ты все это знаешь? — спрашиваю я Бруклин. Очевидно, есть вещи, которых я не знаю о своем брате, но я не могу представить, что он мог рассказать ей что-то из этого.

Она встречает мой взгляд.

— Я сестра Мейхема.

Я перестаю возиться со своим бокалом.

— Что? — спрашиваю я, уверенная, что неправильно ее расслышала.

Она вздыхает, постукивает своими идеально наманикюренными ногтями по столу.

— Мейхем — один из Несвятых…

— Я знаю, кто он, — говорю я, отмахиваясь от ее объяснений. Она кажется удивленной тем, что я знаю, но ничего не говорит. Интересно, что мой брат рассказал ей о том, как он нашел меня? — Но ты… тогда какого хрена ты здесь?

Она хмурится.

— Мы с Мейхемом любим друг друга гораздо меньше, чем Джеремайя и ты.

Что означает, что они должны очень, очень ненавидеть друг друга.

Я вскидываю бровь, ожидая, что она продолжит.

— Он мой старший брат. Я всегда пыталась следовать за ним на церемонии Несвятых. Однажды ночью я пошла на Смерть любовника, когда мне было пятнадцать, а ему семнадцать. Я улизнула, пошла за ним в парк, — она замолчала, проведя губами между зубами. Интересно, ее история такая же хреновая, как и моя. — Я попала к Атласу, дала Клятву Смерти. Но я надела маску, закрыла все лицо. Атлас не знал, что это была я, сестра его кровного брата, — она качает головой и вздыхает, глядя в потолок. Я удивляюсь тому, как много мой брат передал ей.

А потом я понимаю, почему мой брат держит ее рядом. Возможно, она — источник информации.

— Когда Атлас узнал, после того, как он, гм, сбил с меня маску, он сразу же рассказал Мейхему, — она закрывает глаза. — Мейхем вышел из себя, — шепчет она. — Избил Атласа на карусели в парке Рэйвен. Его кровь была повсюду. Потом Мейхем рассказал моему отцу. Мой отец… он выгнал меня.

Я чувствую ярость во мне от ее имени. Я думаю об истории Риа, о карусели. Оказывается, это была чертова правда.

— Что? — спрашиваю я, хлопая ладонями по столу. — Почему?

— Девочек не пускают к Несвятым. Они как… масоны, понимаешь? — спрашивает она, снова глядя на меня. Она подносит свой напиток к губам, но не делает ни глотка. — И чтобы я была запятнана одним из них…

— Запятнана? — выплевываю я, снова и снова злясь. — Какого хрена?

Я вижу, как Моника смотрит на нас из-за барной стойки, где она оттирает чистое место. Но что еще она должна делать? Это пустой бар. И я точно не собираюсь понижать голос.

— Слушай, Сид, я знаю, что ты была… эскортницей… — она говорит это так, будто это грязное слово. — Но моя семья, Асторы, мы не… это просто не принято для девушек. Они старой закалки.

Я сглатываю гневный ответ, который у меня на это есть, и пытаюсь сопереживать. И обнаруживаю, что не могу.

— Но разве это не было бы хорошо, если бы ты трахнула одного из Несвятых? Это ведь суперсекретный клуб для непослушных богатых мальчиков. Твой брат был в нем. В чем проблема?