Эти лживые клятвы

– Финн? – я жду, что он ответит на мой вопрос, но он просто закрывает глаза и откидывается назад.

Прета прижимает руку к ране, с трудом сдерживая рыдания.

– Не трать попусту силы, Прета, – мягко говорит Финн. Он нежно прикасается к ее лицу, и я чувствую, как что-то неприятное скручивается у меня в груди. Я хмурюсь. Меня не должны волновать их отношения, только то, как они влияют на мое обучение и мою сделку с королем. – Это не смертельный удар, – шепчет он. – В конце концов я регенерирую.

Прета сглатывает и кивает. Я практически вижу, как она берет себя в руки.

– Ты теряешь много крови.

Джалек пододвигает маленький столик к креслу Финна и кладет на него аптечку.

– Нам нужно нанять целителя-человека, чтобы он научил нас пользоваться этими лекарствами смертных, – не без отвращения бормочет он, разглядывая целебные мази и бальзамы.

Финн поднимает голову и встречается со мной взглядом.

– Умеешь зашивать раны, принцесса?

– Немного, – я несколько раз зашивала свои раны, но они никогда не были настолько большими. – Но будет больно, а шрам после моих швов останется скорее уродливый, чем аккуратный.

Финн хмыкает.

– Слышишь, Тайнан, – выдыхает он. Он морщится, как будто ему больно говорить. – Может быть, мой шрам будет уродливее, чем у Кейна, и он перестанет злорадствовать.

– Мужчины… какие же вы странные, – бормочет Прета, поднимаясь на ноги, прежде чем повернуться ко мне. – Что тебе понадобится, Абриелла?

Я перебираю мази и нахожу дезинфицирующую мазь, целебную и обезболивающую. К сожалению, я не смогу применить ни одну из них, пока не зашью эту рану – она слишком глубокая.

– Ты сможешь как-нибудь облегчить его боль? – спрашиваю я. – После нападения баргеста Себастьян заставил мою ногу онеметь, пока вез меня к целителю. Ты сможешь сделать что-то подобное?

Прета поджимает губы и качает головой.

– Я могла бы попытаться, но это не поможет.

– Финн – крепкий орешек, – говорит Джалек, показывая первый намек на улыбку с тех пор, как заметил Финна на лестнице. – Ему ничего не нужно.

– Я принесу тебе выпить, – говорит Тайнан, и на маленьком столике появляются графин с янтарной жидкостью и стакан. Он наполняет его дрожащими руками и передает Финну. Тот, не колеблясь, осушает стакан в два глотка.

– Давай, принцесса.

Я беру из аптечки нитку и иголку, но когда смотрю на свои руки, замечаю, что они трясутся так же сильно, как и у Тайнана.

– Можно и мне тоже капельку? – спрашиваю я у него. – Чтобы успокоить нервы.

– Пожалуйста, – Тайнан вызывает еще один стакан. Он наливает половину того, что налил Финну, и протягивает мне.

Я делаю большой глоток и кашляю, когда обжигающая жидкость попадает мне в горло.

– Мне этого достаточно, – бормочу я – и киваю Финну. – Нам нужно промыть рану.

Финн осторожно садится, и Прета помогает ему расстегнуть пуговицы и снять рубашку. На его смуглой мускулистой груди я вижу несколько рунических татуировок. У меня пересыхает во рту, и я отворачиваюсь. Плохо глазеть на него, когда он ранен, но еще хуже делать это перед его… А какие у него отношения с Претой? Она его жена? Партнер? Просто друг?

Неужели я ревную? Не из-за того, что они есть друг у друга, а из-за их связи, из-за того, что они доверяют друг другу и всегда друг с другом честны. Я никогда не смогу вести себя так с Себастьяном – даже если снова смогу ему доверять. Из-за моей сделки с Мордеусом этому не бывать.

Тем не менее я отворачиваюсь и, пока Прета промывает рану и кожу вокруг нее, вставляю нитку в иголку. Мама учила меня шить, но я так и не овладела этим искусством в той же мере, что и Джас. Я научилась делать прочные, чистые стежки только благодаря настойчивости сестры.

Когда Прета заканчивает подготавливать рану, я занимаю ее место и опускаюсь на колени рядом с Финном. Теперь, когда рану промыли, она не выглядит так ужасно, как раньше, но она глубокая, и я колеблюсь, прежде чем вонзить иглу в его кожу.

– Давай, – говорит Финн. Он вздрагивает, когда я в первый раз вставляю иглу, но не двигается. При виде сочащейся из раны крови у меня сводит живот, но я делаю глубокий вдох и продолжаю шить.

Я справлюсь.

– Кто-нибудь расскажет мне об этих лагерях королевы? – спрашиваю я, не отрываясь от своей задачи.

Я чувствую, как они смотрят друг на друга, пока я шью, чувствую, что они ведут молчаливый разговор и решают, что стоит мне говорить, а что нет.

– Не заблуждайся, услышав слово «лагерь», – говорит Джалек. – Это тюрьмы.

– Для преступников? – спрашиваю я.

Джалек качает головой.

– Единственное преступление, которое они совершили, – позволили поймать себя на землях Благого двора. В то время, как в их жилах течет Неблагая кровь.

– А что вы имеете в виду под словом «тюрьма»?

Я никогда не верила в то, что Благие были «добрыми», так как никогда не доверяла фейри, но мне трудно поверить, что они будут проявлять жестокость к себе подобным без веской причины, даже несмотря на то, что эти фейри были из противоборствующего двора.