Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров)

Я родилась необычно. 1 ноября 1904 года отец за обедом выпил стопочку вина и вышел на улицу по делам. Ему навстречу попался генерал, которого он, задумавшись, не заметил. «Ты что не отдаешь мне честь?!» — остановил папу генерал. А отец на грубость ответил: «Тебе что, своей мало?» Тут же раздался свисток городового, и отца повели в каталажку. Эту сцену видела наша экономка тетя Ира. Она последовала за процессией и разузнала о дальнейшей судьбе папочки. Потом прибежала домой и рассказала моей маме, по какой дороге и в каком часу завтра его поведут в тюрьму.

2 ноября мамочка встала в подворотне у этой дороги и видит картину: едет казак на коне, к седлу привязана веревка, другим концом которой стянуты руки папочки. А позади — еще один казак на коне. Мама закричала: «Ванюша!» Отец обернулся и, потеряв равновесие, упал на спину. Так его и поволокли дальше. Мамочка кинулась за ними, стала кричать, умолять казаков не издеваться. За это второй казак ударил ее несколько раз плеткой. Она упала в грязь, и тут родилась я. Недоношенная, маленькая... Но росла и крепла как на дрожжах.

— Действительно, необычное рождение. А папу-то отпустили?

— Его отпустили очень скоро, ведь он ничего страшного не сделал.

Я была у папы любимой, потому что была последней и самой озорной, как он сам. Когда мне исполнилось четыре года, у родителей нас осталось всего четверо: старший сын Виктор, Александр, Клавдия и я. Остальные поумирали от эпидемий. Детская в нашем доме была расположена в мезонине, над вторым этажом. И вот каждое утро раздается: «Капочка, вставай!» А я лежу и принюхиваюсь, с чем сегодня пироги — с грибами, капустой или малиной. Вот так прекрасно мы жили, хотя папа зарабатывал совсем немного. Он лечил простой народ — и порой бесплатно.

Но вскоре волею судьбы папе пришлось продать наш чудный дом, и мы уехали в село Ивановское под Кострому, а затем в село Петрилово. Жили в доме, где размещались больница и аптека. Папа стал земским врачом. В Петрилове была своя интеллигенция: помещик, священник, дьякон, учительница, лавочник и врач — папа. Помню, папа давал мне одну-две копеечки, и я бежала в лабаз, где лавочник отпускал мне на эти копеечки столько разных лакомств, что я еле уносила их в подоле своего платьица, а потом угощала всех деревенских ребятишек, которые со мной дружили.

— А вы помните игры вашего детства?

— Вы знаете, уже с трех лет я была всецело занята искусством. Хотя в театр меня еще не водили — все было в моем воображении. Когда мои подружки, играя в куклы, готовили им обеды, стирали, укладывали спать, у меня были свои заботы — я наряжала кукол в самые немыслимые костюмы, и они у меня пели, танцевали, что-то декламировали перед куклами подружек. То есть их приводили ко мне в «театр». А затем, когда весь мой импровизированный «репертуар» выдыхался, куклы меня уже не интересовали. Меня пьянили наши вечера в гостиной. Шторы наглухо занавешивались, гости рассаживались, и мы начинали: мама пела и играла на рояле, папа — на виолончели, старший брат — на гитаре, средний — на мандолине, сестра — на скрипке, а я пиликала на своей игрушечной скрипочке.

А когда мы переехали в деревню, мне и там жилось привольно: кругом лес, поля, речка. Ребятишек деревенских много! Я ими хороводила. Сама выдумывала сюжеты представлений, «репетировала» и с удовольствием играла несколько ролей сразу. Причем и стариков, и старух — я была девочкой наблюдательной, а старых людей к папе на прием приходило много.

Вскоре папа отвез меня в Кострому, в Дворянский пансион. Там было хорошо, но дисциплина была жесткой, поэтому такой вольной, остроумной и избалованной девочке, как я, частенько доставалось. Начальница пансиона графиня Пиринская, дама очень строгая, иногда жаловалась на меня папочке. Он при всех меня журил, а дома от души хохотал и рассказывал о моих проделках маме.

— А какие были развлечения в пансионе?

— Прежде всего балы! Они у нас редко устраивались, но запомнились на всю жизнь. Приглашались кадеты, и мы с ними танцевали. Между прочим, я очень хорошо танцевала! Несмотря на то, что я была самая маленькая, меня пригласил на мазурку один рыженький, курносый корнет, и мы получили приз. Так повторялось на трех балах! Графиня, начальница пансиона, очень гордилась мной.

Но самое дорогое — спектакли, которые устраивали педагоги в актовом зале. Я всегда была занята в них и играла с упоением.

А потом случилась революция 1917 года. Нас, дворянок, из пансиона разогнали. А графиню, помню, волокли за волосы по полу. Портреты царей, которые висели в актовом зале, порезали ножами. Так закончилась учеба в Дворянском пансионе. Отец перебрался под Муром в разъезд Навашино, работал в больнице на судостроительной верфи. Меня и сестру он забрал домой.

— Вам, наверное, пришлось помогать отцу в работе?

— Конечно. Тогда был лозунг «кто не работает — тот не ест!». Утром я работала санитаркой, днем со мной занимался отец, а вечером я ходила на курсы.