Эти ведьмы не горят

– Можно мне к Джемме? – спрашиваю я маму.

Я должна ее увидеть! И выяснить, что она помнит. В животе урчит. Не представляю, сколько приемов пищи я пропустила. Два как минимум, а то и три.

Арчер кивает, словно вопрос адресовался ему.

– Разумеется. Да и мне нужно с ней побеседовать.

– Можно поговорить с ней тет-а-тет? – спрашиваю я, надеясь не выдать чувство вины, которое меня гложет. – Хоть несколько минут? Джемма – моя лучшая подруга.

Арчер смотрит на маму, и та кивает.

– Даю вам пять минут. Позже мне придется ее допросить и выяснить, что она помнит об аварии. – Арчер не уточняет, но мне ясно, какие именно воспоминания его интересуют.

Я иду следом за ним, стараясь сделать невозмутимое лицо. Тело ноет, в голове теснятся тревожные мысли, но я не отстаю от детектива. Свернув за угол, Арчер останавливается и показывает в конец коридора.

– Мисс Гудвин в палате четыреста восемь. Я подожду здесь. У вас пять минут, мисс Уолш.

– Спасибо! – отвечаю я высоким, писклявым голосом и со взмокшими от волнения ладонями медленно пробираюсь к указанному месту.

Страх разъедает душу: через приоткрытую дверь палаты я вижу родителей подруги. Миссис Гудвин вполне сошла бы за старшую сестру Джеммы: лицо абсолютно то же, хотя от дочери ее отделяет тридцать лет житейского опыта и стресса. Она сидит на краю больничной койки, совсем как моя мама сидела на краешке моей.

Нога у Джеммы в ярко-розовой гипсовой повязке и зафиксирована над койкой матерчатыми ремнями.

Сердце екает. Мама сказала, что Джемма в порядке, но при виде пострадавшей подруги на глаза наворачиваются слезы.

Мистер Гудвин стоит рядом. Если его супруга воплощает хладнокровие и изящество, то он сама соль земли: здоровяк во фланелевых брюках и в хипстерских очках с толстыми линзами, которые носит с незапамятных времен. С дохипстерской эпохи определенно. Знакомым мне нервным жестом он приглаживает бороду, бросает взгляд в коридор.

И замечает меня.

Взгляд мистер Гудвина тяжелеет, и я стучусь в приоткрытую дверь.

– Привет! – говорю я, растеряв остальные слова. Как объяснить случившееся родителям Джеммы? Они весь учебный год боялись, что я превращу их дочь в лесбиянку. А я оказалась ведьмой и довела девчонку до больничной койки.

– Ханна! – Джемма тянется ко мне, из глаз у нее текут слезы. – Ты в порядке! Никто мне ничего не говорил!

Я делаю шаг вперед, чтобы обнять лучшую подругу, но миссис Гудвин встает у меня на пути.

– Я же попросила медсестер не пускать сюда посетителей.

– Мама! – рявкает Джемма, но удар уже нанесен.

Я пячусь и кладу руку на дверное полотно.

– Простите, – бормочу я. – Я пойду.

– Никуда ты не пойдешь, – заявляет Джемма.

– Вот и хорошо, – в эту же секунду говорит ее мать, и Джемма пронзает ее злым взглядом.

– Вчера вечером Ханна спасла мне жизнь. Из палаты ты ее не выкинешь. Я погибла бы, если бы не Ханна.

– Я твоя мать, – напоминает миссис Гудвин так строго, что мне хочется исчезнуть. – И имею полное право не пускать сюда девушку, которая подвергла твою жизнь опасности.

– Боже мой, прекрати! Я ведь объясняла: нас столкнули с моста. Нас! Ханна не виновата.

– Она плохо на тебя влияет. Так было всегда. Повторяю еще раз: держись от нее подальше.

– Чушь собачья! И ты прекрасно это понимаешь.

– Следи за языком, Джемма! – осаживает дочь миссис Гудвин и подбоченивается. – Вот чего я боялась – ты подхватила от нее ругательства.

– Ругательства? – уточняет Джемма фальшиво сладким голосом. – Или ты боишься, что я подхвачу от нее квирность?

В палате воцаряется тишина. Полная. Мертвенная.

– Раньше ты обожала Ханну, – тихо продолжает Джемма. – А после ее каминг-аута такое началось… Я приняла твои новые правила, думая, что тебе нужно время приспособиться. Но ты не приноравливаешься, а гайки закручиваешь.

– Джемма… – начинает миссис Гудвин, но подходящие выражения подобрать явно не в силах.

– Прости, мама, но тебе придется себя перебороть. Ханна – моя лучшая подруга. Я люблю ее как сестру и не позволю тебе ее оттолкнуть. Особенно после того, как она спасла мне жизнь.

Грудь заполняет непонятное теплое чувство. Наверное, облегчение. Я и не думала, что Джемма заметила, как сильно ее родители охладели ко мне за последний год. Я не представляла, что так сильно нуждаюсь в ее защите.

Облегчение быстро исчезает. Вопреки уверенности Джеммы пострадала она из-за меня. Из-за моей магии нога у нее подвешена чуть ли не к потолку, а лицо бледное и в синяках.

Мистер Гудвин берет жену за руку.

– Давай ненадолго оставим девочек наедине. – Он выводит супругу из палаты, и она не сопротивляется.

Едва за родителями Джеммы закрывается дверь, подруга впивается в меня взглядом.

– Что приключилась вчера вечером? – резко спрашивает она, еще не оправившись от ссоры с матерью.

– Понятия не имею. – Сажусь на краешек ее койки и беру за руку. – Папа считает, нас столкнул пьяный водитель.

– Чушь собачья! – словно камень, швыряет мне в лицо Джемма. – Аварию устроили намеренно, а потом ты… – Она умолкает и задумывается, и у меня мерзко сосет под ложечкой. – Как ты это сделала?

Судя по тону, Джемма помнит все. Абсолютно все.