Никто не упоминает ни моего папу, ни задержанного парня. По крайней мере, при мне.
В больницу приезжают коллеги отца. Полицейские. Адвокаты. Секретарь, которая работала с папой, сколько я себя помню. Мама их ко мне не пускает, но передает наилучшие пожелания.
Хотя бы доктора общаются со мной напрямую, а не через маму. Они твердят, что мне повезло: легкие у меня в прекрасном состоянии, с учетом всех обстоятельств.
Так и говорят: «С учетом всех обстоятельств». Дескать, чудо, что обошлось без обширных ожогов. Я везучая. В рубашке родилась. Мне надо новую футболку с надписью: «Хотели убить, но лишь мозги слегка сотрясли». Только настоящие раны томографией не выявишь.
Кажется, доктора это знают.
В дверь палаты стучат, и мама откладывает журнал, который листает. Она изгибает бровь, когда порог переступает Арчер с пакетиком в руках.
– Мы же условились: никаких допросов до завтрашнего дня. Ханна имеет право как следует выспаться, прежде чем заново переживать этот кошмар.
Арчер останавливается у койки.
– Простите, Мари! Я пытался отложить до завтра, но шеф ни в какую. Ваш муж был важным человеком: окружной прокурор, даже находясь в декрете, торопит нас с расследованием.
При упоминании папы с маминого лица сходят последние следы румянца. Она кивает и откидывается на спинку стула.
– Если можно, я хотел бы побеседовать с Ханной наедине. – Назвав по имени, Арчер бросает взгляд в мою сторону, но в глаза не смотрит. – Пожалуйста!
Мама сжимает губы в тонкую полоску, но снова кивает.
– Разумеется, мистер Арчер. – Перед тем как выйти из палаты, она поворачивается ко мне. – Принести тебе что-нибудь из кафетерия?
Я качаю головой. Еда навевает мне мысли о папе – мысли о том, что его больше нет, а оттуда недалеко до черного отчаянья, на которое сейчас нет времени. Когда за матерью закрывается дверь, я пригвождаю детектива взглядом. Промахи Арчера не забыты. Может, он спас мне жизнь, но это не значит, что я ему доверяю.
Арчер откашливается и садится на стул.
– Последние известия слышала? – спрашивает он, что для начала кажется странноватым.
– Почти ничего.
Арчер проводит рукой по волосам.
– Мистеру Холлу предъявлено обвинение. Его уже допросили. Завтра у нас будет больше информации, но окружной прокурор уверена, что можно заставить судью отказать в освобождении под залог. Мистер Холл надолго застрянет в тюрьме.
«Надолго застрянет»… Срок, конечно, не вечный, но я разберусь с этим позднее.
– А его родители?
– Их в Салеме нет. По имеющимся данным, они улетели во Флориду два дня назад, сразу после пожара. Мы считаем, что они охотятся на семью Кровавых Ведьм под Брейдентоном. Мы их остановим. – Арчер наконец заглядывает мне в глаза. – Очень жаль, что я не смог обезвредить их раньше.
– Вам должно быть жаль. – Горло сжимается, и я откашливаюсь, чтобы избавиться от нервного комка. – Что вы принесли?
Арчер протягивает мне пакетик, словно только что вспомнил о нем, и заливается краской.
– Лорен просила передать. Она хотела навестить тебя, Ханна, но твоя мама не позволила. Кэл тоже шлет наилучшие пожелания. – Он протягивает мне пакетик.
– Когда вы собирались рассказать мне о Кэле? Давно он на вас работает? – Я вспоминаю, какое удивление изобразил Кэл, когда я намекнула, что ему, вероятно, нравится Арчер. Сейчас реакция парня куда понятнее.
– Мистер Моррисси поступил на службу в Совет восемнадцатилетним. Напарниками мы стали месяц назад, когда я приехал в Салем. Кэл очень нам помог: мы смогли достаточно быстро выйти на тебя и Веронику. Без него я не успел бы доработать отслеживающий наговор.
– Пожалуйста, передайте Кэлу мою благодарность. Вряд ли я в ближайшее время доберусь до работы.
Когда Арчер кивает, я ложусь удобнее и сосредоточиваю внимание на подарке Лорен. Скотч срываю дрожащими руками. Разворачиваю голубую папиросную бумагу и вижу серебряную цепочку с подвеской-камешком. И записку.
– Вы ее читали?
«Риска нет? Я смогу прочесть послание, не сорвавшись? Что же Лорен написала?»
– Не спеши. Я подожду.
На карточке – почерк начальницы. Стоит прочесть первую строку, как на глаза наворачиваются слезы. Я смаргиваю их, старательно обуздываю эмоции и читаю.
Сердце екает так, что становится трудно дышать. Папа всегда держал на тумбочке оберег из черного турмалина. Но камешек уже не найти: наверняка пропал на пепелище, в которое превратилось все наше имущество. Я сжимаю ожерелье в ладони.
– Ханна, ты как, ничего?