Эти ведьмы не горят

– Она в порядке. Вы обе в порядке. – Во взгляде леди Арианы, моей бабушки, столько тепла… Не подозревала, что она способна испытывать такие чувства, не говоря о том, чтобы их демонстрировать. – Глупая, упрямая девчонка! – У меня наверняка галлюцинации: ведь в ее голосе слышится гордость.

Вероника – вон она, лежит на земле неподалеку от меня. Туфли у нее сгорели и разваливаются прямо на глазах, зато грудь мерно поднимается и опускается: вкупе с заверениями леди Арианы это позволяет надеяться, что она действительно в порядке.

– Как вы нашли нас? – Поднимаю взгляд на бабушку. Она щелкает пальцами, создает огонь из ничего и бросает на костер Бентона, снова разжигая его. Кстати о Бентоне. – Где Охотник?

– Арчер занимается… им. – Последнее слово бабушка практически выплевывает и машет рукой куда-то в сторону. – Он выследил парня после звонка в полицию.

Я поворачиваюсь и вижу Арчера, склонившегося над Бентоном. Чуть дальше стоит Кэл с пузырьком зеленой жидкости в руках и шепчет что-то, мне не слышное. Пожалуй, головой я ударилась сильнее, чем думала.

– Что здесь делает Кэл?

– Он помощник агента. Кэл добавляет последние штрихи к связывающему наговору. – Бабушка смотрит на неподвижного Бентона, и в глазах у нее мелькает лютая ненависть. – Теперь при всем старании Охотник не сможет ни с кем поделиться тем, что узнал о кланах.

Арчер вливает блестящую зеленую жидкость Бентону в горло. Охотник кашляет и приходит в себя. Он пытается вырваться из тисков Арчера, но детектив переворачивает парня на живот и надевает наручники, причем в тот самый момент, когда из-за деревьев появляется группа полицейских.

– Сюда! – зовет Арчер. – Зачитайте подонку его права и отвезите в участок.

Копы налетают на Бентона, который чуть ли не рад, что его волокут прочь.

Арчер бросается ко мне. Кэл следом.

– Медиков сюда! У нас двое пострадавших. Отравление дымом. Возможно, ожоги.

К нам спешат фельдшеры с носилками. К моему носу прижимают кислородную маску – блаженство просто неземное.

Арчер опускается на колени и стряхивает что-то с моего лица.

– Ханна, не волнуйся, – говорит он. – Мы его поймали. Ты в безопасности.

Рядом с ним я вижу Кэла, который ободряюще улыбается.

Потом они уходят, точнее, их прогоняют фельдшеры. Я вздрагиваю, когда в руку вонзается игла. Меня укладывают на носилки.

На этот раз в забытье я проваливаюсь без страха.

29

Я то теряю сознание, то вновь прихожу в себя. Когда просыпаюсь, каждый раз что-то меняется. Машина скорой помощи. Приемное отделение. Белые стены и люминесцентные лампы. Закрытые медицинскими масками лица, встревоженные глаза.

Наконец я просыпаюсь одна.

Вокруг пищат какие-то аппараты, размеренный ритм, вероятно, отражает работу сердца. А ведь это неправильно. Разве сам писк мониторов не должен говорить, что сердце разбито?

Аппараты продолжают пищать, игнорируя мои тревоги. Я оглядываю кровать, на которой лежу. Она довольно удобная, но не моя. И скрипит при каждом движении. Жесткое постельное белье царапает чувствительную кожу.

Хочу домой.

Глаза наполняются слезами, когда я вспоминаю, что домой пойти не могу.

Мой дом сгорел, добейся Бентон своего, я тоже была бы сейчас пеплом. Давно это случилось? Почему я до сих пор здесь?

– Доченька, ты проснулась? – Теплота в голосе накатывает волной: у койки стоит женщина, и мне удается рассмотреть ее встревоженное лицо.

– Мама! – хриплю я в ответ и заливаюсь слезами. Хочу извиниться, объяснить, почему поехала за Бентоном, но выдаю лишь кашу из полуслов и душераздирающих, застревающих в горле всхлипов.

Мама выслушивает все сдавленные объяснения, гладит меня по голове, вытирает слезы, держит за руку.

Когда я затихаю, с ресниц у нее падает одна-единственная слезинка.

– Я очень, очень рада, что ты в порядке. – Мама сжимает мою ладонь, стараясь не задеть иголки капельницы, через которые в вены поступают лекарства. – Только, пожалуйста, никогда, никогда так больше не делай!

Я киваю, и от простого движения начинает кружиться голова. Хочу, чтобы папа был рядом. Он стоял бы у мамы за спиной, положив ей руку на плечо, и согласно кивал. Но блеск в его глазах говорил бы, что он гордится моей спасательной операцией, какой бы рискованной она ни была. Маме я ничего не говорю. Не знаю, сколько еще она выдержит. Не представляю, сумела бы я озвучить эти слова, даже если попыталась бы.

Противостояние с Бентоном, возможно, закончилось, но я в нем точно не победила.

* * *

Следующие несколько часов доктора и медсестры в белых халатах кружатся передо мной, будто в калейдоскопе. Они проверяют мои показатели жизнедеятельности, светят фонариками в глаза, меняют препараты в капельнице. У двери палаты я замечаю Джемму и Морган, но мама не пускает их, чтобы не мешали мне отдыхать.

Только мне нужен не отдых.

Мне необходимы ответы.

Но никто ничего не рассказывает. Мама не поощряет вопросы о Бентоне и других Охотниках из его секты. Бабушка ненадолго заходит ко мне, напоминая, что случившееся можно обсуждать только с Арчером. Мистер и миссис Мэттьюз заглядывают к нам по пути в палату Вероники и благодарят за спасение дочери.