Эти Золотые короли

По моим предположениям, она либо защищает Вина, либо думает, будто защищает нас как семью. Во всяком случае, скрывать доказательства в этом гроссбухе – неправильный шаг.

Мама беззвучно произносит слова песни, которую слушает, и едва она заглушает двигатель, я вылезаю из машины и быстро иду к ней.

– Уэст! – выдыхает она, как только понимает, что это я, а не какой-то незнакомый человек.

– В последнее время тебя не поймать.

Она бросает на меня взгляд, и я могу только догадываться, понимает ли она, как я раздражен тем фактом, что она игнорировала меня больше двух недель.

– Глупости какие, – отмахивается она, заставляя себя улыбнуться. – Ты с братьями уезжал из города, а мне нужно было спланировать мероприятие с женской организацией. Просто сейчас очень напряженное время года, милый. Ты же знаешь. – Выражение ее лица смягчается смехом. Она хочет заставить меня поверить, будто я просто вообразил, как она пыталась держаться на расстоянии, но я же не идиот.

– Вы с отцом поссорились из-за гроссбуха в ту ночь, когда ты поймала меня в коридоре. Я слышал, как ты говорила, что там были имена и суммы в долларах, и я уверен, ты считаешь так же, как и я, что это охренеть как подозрительно.

– Следи за языком, – морщится она, что заставляет меня закатить глаза.

У меня нет времени на ее деликатные чувства. Тем более теперь, когда я начинаю видеть в ней сообщницу Вина. То есть, если она знает, что он задумал, и ничего не делает, чтобы остановить его, она такая же плохая.

– Мне нужно знать, что еще есть в этом гроссбухе.

Мама бросает на меня такой взгляд, будто хочет, чтобы я просто оставил эту тему в покое, но будь я проклят, если это случится. Она заходит в лифт, думая, что я отступлюсь, но я как можно яснее даю понять, что знаю: происходит нечто странное.

– Где гроссбух? – повторяю я, и когда двери за нами закрываются, мама пальчиком со свежим маникюром указывает на камеру в углу.

Я замечаю, что вместо того, чтобы ввести код от их пентхауса, она вводит код от нашей с парнями квартиры.

– Просто для ясности: ты готова забить на все, что он задумал? Потому что слишком занята, чтобы этим заниматься?

Мама бросает в мою сторону еще один холодный взгляд, но меня это не пугает. Я уже не ребенок, который наивно верил, что они с Вином идеальны.

Она молчит все время, пока мы поднимаемся на нужный уровень, а потом выходим. Наконец, как только за нами закрывается дверь, мама заговаривает.

– Откуда такой внезапный интерес к бизнесу твоего отца? Я чего-то не понимаю?

– Ты сейчас серьезно? Думаешь, я поверю, что ты плакала и орала на него, потому что в этой книге было что-то законное?

Разочарованно вздохнув, мама скрещивает руки на груди и явно хочет, чтобы я оставил все как есть.

– Я признаю, что могу понять, почему то, что ты увидел той ночью, встревожило тебя, но это было простое недоразумение. Мы с твоим отцом еще раз обсудили эту ситуацию, и оказалось, что я слишком остро отреагировала.

Невероятно. Она доверяет ему больше, чем самой себе.

Мама замечает выражение моего лица и снова заговаривает:

– Ладно, Уэст, раз уж ты, кажется, думаешь, что так много знаешь, почему бы тебе не рассказать мне, для чего, по-твоему, нужен этот гроссбух.

Я ухмыляюсь, зная, как легко ее воля распадается на части всякий раз, когда кто-то угрожает ее миру.

– Поверь, ты не хочешь этого, – предупреждаю я. – Потому что, в отличие от Вина, я не собираюсь тебе врать.

Она возмущается.

– Вин? С каких это пор ты стал называть его по имени? Он твой отец и заслуживает уважения.

– Ты, черт возьми, издеваешься надо мной? – усмехаюсь я, заставляя ее буквально вцепиться пальцами в жемчуг на шее.

– Честно говоря, не знаю, когда ты успел стать таким вульгарным, но я была бы признательна, если бы ты помнил, что я твоя мать.

– Тогда веди себя соответственно, – огрызаюсь я.

Когда я произношу это, мне кажется, будто вокруг стоит такая тишина, что можно было бы услышать, как падает булавка. В конце концов мама отводит взгляд. Я же рассматриваю это как прекрасную возможность высказать свое мнение. Видит Бог, мама нуждается в честности хоть от кого-то.

– Когда ты планируешь перестать позволять ему пичкать тебя всякой чушью? Ты взрослая женщина, умная и состоятельная, и все же позволяешь этому козлу решать за тебя. Разве это не утомительно? Заставляешь себя закрывать глаза на все то дерьмо, что он вытворяет. Да он же полгорода трахнул!

В тот же момент, когда у нее вырывается удивленный вздох, я получаю мощную пощечину, от которой одна сторона лица начинает гореть.

Я закрываю глаза, и ярость, что растет во мне, не имеет себе равных, однако с виду я кажусь абсолютно спокойным. Когда я наконец снова встречаюсь с мамой взглядом, то уже не вижу ее прежней.

Мама моргает, когда я ухмыляюсь, слегка двигая челюстью.

– Из всех вещей, которые могли взбесить тебя за эти годы… Я? Серьезно? Не тот человек, который выставил тебя тупицей мирового класса? А я, твой сын.

Ее глаза наполняются слезами, а я все еще ничего к ней не чувствую.

– Мне не стоило этого делать.

– Да пошла ты.