Читаем Этика без дураков. Циничные наблюдения, страшные теории и эффективные практики полностью

Коротко повторим. Когда мы спрашиваем, что хотим, имеется в виду – что хочет психика. А психика хочет пребывать в состояниях, в самоописании трактуемых ею как «счастье», «отсутствие страданий» и т. д. И ничего другого она толком хотеть не умеет. Обычно все альтернативные варианты – это то же самое плюс немного самообмана.

Вот конкретный пример. Со мной спорит верующий человек, настроенный крайне духовно, а также склонный к мистике, конспирологии, русской идее и прочему, что часто входит в этот пакет. Для него то, что я говорю, описывается такими ругательствами (в его картине мира), как «материализм», «гедонизм», «эгоизм». Он говорит, что человек рожден для чего-то большего. Дальше следует то, что кажется ему большим, – «спасение души» (продуктивная метафора, но не модель окружающего мира), «выполнение предназначения» (я согласен, но лишь уточняю, в чем оно состоит), «благо общества» (об этом будет подробнее в разделе этики).

Оппонент говорит, но что происходит реально в его мозгу? Когда он, например, склоняется к идее о существовании Бога и ищет для нее какие-то аргументы? Логические основания для этой версии слабые, эмпирических подтверждений нет. Если судить только отсюда, ее не придерживались бы. Реальные основания, чтобы занять эту позицию, как правило, – состояние нейронных связей головного мозга, генерирующее приятные ощущения. Или, может быть, уменьшающее страдания. Сначала это ловится, принимается, а потом, задним числом, ищется то, что могло бы послужить аргументацией. Это упрощенное описание, но все же лучшее понимание собеседника, чем у него самого (чуть менее попсово это рассмотрено в моей книге «Философия без дураков»).

Как ни странно, в данном споре из идеальных оснований действую я. Из «любви к истине», но я выразился бы менее пафосно – из корректности процедур познания. Конечно, меня тоже волнует только одно, мое поведение оптимизировано по тому же критерию, что и у оппонента, – состояние нейронных связей головного мозга. Больше ни его, ни меня всерьез ничто не волнует, чтобы мы ни говорили при этом. А различие позиций обусловлено тем, что у меня (так уж вышло, я специально не старался) одним жестким фильтром больше: мышление более придирчиво к моделям, которые может принять как описание мира. Даже если бы я захотел вернуться к невинности более «духовного» собеседника, из этого ничего не вышло бы. Я имею те необратимости, что уже случились.

Итак, «счастье». Труднее работать с тем, что нельзя измерить. Хороший совет: по возможности всегда измеряйте. Но как измерить счастье? Спросить людей?

Если хотите узнать, насколько люди счастливы, не верьте им на слово.

Это тот тип соцопроса, где врут поневоле. Даже если хотят быть честными, этого мало. Слишком много факторов против нас. Главное, что нет единицы измерения. Сравните, что нам даст обычный термометр и соцопрос «тепло ли вам, люди?». В Африке плюс пятнадцать градусов по Цельсию сочтут холодом, за полярным кругом плюс пять сочтут теплом, а мы – честно обрабатывая честные ответы – так и запишем. А со счастьем будет еще хуже. Хотя все станут стараться.

Нужна единица измерения, независимая от того, что понимают под счастьем в конкретной культуре, что понимает под ним конкретная психика, насколько человек хочет выглядеть по-другому, чем он есть, какие у него измерительные шкалы и т. д.

Давайте, раз уж ищем объективности, перейдем на иной язык. Будем говорить про положительную и отрицательную полезность временных отрезков.

В поисках точки отсчета я бы предложил исходить из страдания… то есть из «отрицательной полезности временных отрезков».

Представим человека со средним доходом и средней для данного общества личной ценностью денег. Есть в жизни такие минуты (а также часы, дни и, возможно, годы), которые он не хотел бы прожить. «Пусть это проживет мой двойник». А меня не будет. Я буду спать без сновидений все это время. Потом я вернусь в себя, двойник передаст минимум знаний и воспоминаний из пережитого, которые пригодятся, и мое сознание продолжит путешествие по жизни в машине моего тела. Простейшие примеры: неприятная ссора, тяжелая болезнь, ненавистная работа, тюремное заключение. А если кого-то радуют ссоры и нравится сидеть в тюрьме? Может быть, не будем спорить о вкусах. Теперь представьте, что страдания можно избежать, если заплатить. Параметры персонажа мы назвали: средний доход, средняя ценность денег. А теперь главный вопрос – сколько? Сколько он готов выложить, чтобы не жить какое-то время?

Перейти на страницу:

Все книги серии Рациональная полка Александра Силаева

Похожие книги

Этика
Этика

«Этика» представляет собой базовый учебник для высших учебных заведений. Структура и подбор тем учебника позволяют преподавателю моделировать общие и специальные курсы по этике (истории этики и моральных учений, моральной философии, нормативной и прикладной этике) сообразно объему учебного времени, профилю учебного заведения и степени подготовленности студентов.Благодаря характеру предлагаемого материала, доступности изложения и прозрачности языка учебник может быть интересен в качестве «книги для чтения» для широкого читателя.Рекомендован Министерством образования РФ в качестве учебника для студентов высших учебных заведений.

Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян

Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Критика практического разума
Критика практического разума

«Критика практического разума» – главный этический трактат Иммануила Канта, развивающий идеи его «Критики чистого разума» и подробно исследующий понятие категорического императива – высшего принципа нравственности. По утверждению философа, человек может быть по-настоящему счастлив, только если осознает, что достоин счастья. А этого можно достичь, лишь выполняя долг, то есть следуя нравственному закону. По Канту, поступающий так человек, независимо от внешних обстоятельств, чувственных потребностей и других побуждений, становится по-настоящему свободным.Одним из ведущих переводчиков Канта на русский язык был поэт, литературовед и критик Николай Матвеевич Соколов (1860–1908). Переведя основные трактаты Канта, позже он представил российским читателям и другие его произведения. Переводы Соколова считаются точными и полными, они неоднократно переиздавались в советское время.Как и другие книги серии «Великие идеи», книга будет просто незаменима в библиотеке студентов гуманитарных специальностей, а также для желающих познакомиться с ключевыми произведениями и идеями мировой философии и культуры.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Иммануил Кант

Философия / Образование и наука