Этика публичной сферы и реалии политической жизни

Сформированное в современной России полицейско-чиновничье государство с квазидемократическим фасадом в его нынешнем виде и формах с очевидностью вошло в полосу кризиса и не в состоянии отвечать на вызовы времени. И на первый, поверхностный, взгляд ситуация настолько неблагополучна, что может показаться, что тут уж «не до морали». Однако мне представляется более адекватной, да и просто близкой, логика, согласно которой от гражданских и моральных качеств людей зависит больше, чем от правителей и политических институтов. Еще О. фон Бисмарк, резюмируя в мемуарах свой полувековой опыт государственного деятеля, заметил, что если с плохими законами, но хорошими чиновниками все же можно добиваться результатов, то с плохими чиновниками никакие законы не помогут. А один из самых светлых людей прошедшего столетия – А. Швейцер – человек, пожертвовавший незаурядными талантами музыканта и философа, чтобы посвятить большую часть жизни оказанию медицинской и духовной помощи обитателям глухого уголка тропической Африки, писал в своей удивительной книжке «Культура и этика»: «Любые реформы государственной или общественной жизни – не панацея и имеют лишь относительное значение. Они могут быть полезны, только если мы способны также вдохнуть в наше время новый дух. Даже те сложные проблемы, которые целиком относятся к материально-экономической сфере, в конечном счете могут быть решены только путем этизации убеждений… Подлинное чувство реальности заключается в осознании той непреложной истины, что мы лишь через основанные на разуме этические идеалы можем прийти к нормальным взаимоотношениям с действительностью»[2].

Для Швейцера прогресс материальный и прогресс культурный, нравственный – относительно независимые переменные, но образовавшийся разрыв между ними в сторону материальных благ стал одной из основных причин катастроф XX века. Как и другой выдающийся христианский мыслитель XX века – П. Тейяр де Шарден, Швейцер не только в текстах, но и во всей своей жизни исповедовал этику альтруизма. В более конкретном плане, но, в сущности, тот же взгляд на мир и роль человека, отражает так называемый первый парадокс, сформулированный крупным современным исследователем политической этики Д. Томпсоном: «Хотя этика порой кажется менее важной, чем все остальные вопросы, но, поскольку она косвенно влияет на все принимаемые решения, то в конечном счете именно она оказывается самой важной»[3].

Дилемма, что для нас сейчас важнее – реформа институтов или акцент на человеческие качества, на людей – предмет наших перманентных дискуссий с друзьями и коллегами по «Либеральной миссии». Думается однако, что это – не вполне корректное противопоставление. Ни институциональный, ни культурный детерминизм, в отрыве один от другого, не полны и не адекватны.

Разумеется, реформа политических и государственных институтов критически важна. Каждый год отсрочки с ее проведением порождает все новые отрицательные эффекты. И выход из этого «порочного круга» будет стоить обществу, т. е. всем нам, все дороже и дороже. Да и до критической «красной линии», за которой нас ждут лишь разные катастрофические сценарии, на мой взгляд, не столь уж далеко. И все это отчасти – следствие как заложенного еще в Конституции 1993 г. несовершенства институтов, допускающих возможность властного авторитаризма, так и воплощения этой возможности в реальность, причем в худших формах, руками персон, оказавшихся в 2000-е годы у рычагов власти и всеми средствами продолжающих ее удерживать. Возможно, в аналитическом описании сложившейся системы автократической монополии власти целесообразно использовать олсоновскую конструкцию «стационарного бандита»[4]. Но это выходит за рамки задач работы.

Однако реформа институтов власти – условие необходимое, но недостаточное. Институты решают не всё. Они – не более чем инструменты. А действуют люди. И даже хорошие институты, оказавшись в распоряжении людей с разложившейся моралью, с деформированной шкалой моральных ценностей, либо бездействуют, либо действуют искаженно, избирательно, по «понятиям», обслуживая далекие от общественных нужд клановые, групповые и даже личные интересы и тем самым становятся контрпродуктивными. Простейший пример: без корпуса честных судей – совсем не героев, а просто честных перед собой и своей профессией людей – никакая институциональная реформа судебной системы не совладает с нашим «Шемякиным правосудием». Да и не с ним одним. Мне неоднократно приходилось слышать от внешне вполне респектабельных юристов суждение о своей профессии, как о «второй древнейшей». А еще чаще – наблюдать это на деле[5].