Профессор. Наберитесь терпения, ведь я еще не досказал свой сон. Вскоре сумерки сменились темнотой, и я уже с трудом различал пирамиду. Вдруг в воздухе раздалось глухое жужжание, и рогатый жук со страшными когтями упал у моих ног на песок – удар от его падения был похож на удар молота. Затем жук приподнялся на задние лапы, вытянул когти передних, и они тут же превратились в сильные руки, из которых одна сжимала настоящие железные щипцы, а другая – большой молот. На голове у него был шлем, и не было на нем видно отверстий для глаз. Задние же лапы жука превратились в сильные искривленные ноги со ступнями, изогнутыми во внутрь. Итак, передо мной, опираясь на молот, стоял карлик в блестящих черных доспехах, более всего напоминавших спинку жука. Я от удивления не мог вымолвить ни слова, он же заговорил, и голос его звучал как заунывный, замирающий вдали звон колокольчика. «Я хочу великую пирамиду Нейт сделать малой, – начал жук, – я низший Птах, я имею власть над огнем. Я могу обессилить все сильное и придать мощь всему слабому. Из большого могу сделать малое, а из малого – большое». И он прихрамывая направился к пирамиде, и по мере его приближения пирамида делалась сначала темно-пурпурной, потом алой как кровь и, наконец, бледно-розовой. Я увидел, что пирамида внутри раскалилась докрасна. Низший, или маленький, Птах дотронулся до нее своими щипцами, и частицы пирамиды посыпались вниз, как песок в песочных часах, потом собрались, снова посыпались и, казалось, превратились в прах. Но вооруженный карлик нагнулся, взял все частицы в руку и сказал: «Со всем великим я могу сделать то же, что и с этой пирамидой, и отдать в руки людей для уничтожения». И я увидал в руках его пирамиду, построенную так же, как и большая, и во столько же рядов, но только очень маленькую. Внутри она была еще раскалена, так что я боялся до нее дотронуться, но Птах сказал: «Дотронься, я обуздал огонь, и он уже не может жечь». Я коснулся пирамиды, взял в руку, и она оказалась холодной и красной, как рубин. Птах расхохотался и, превратившись снова в жука, принялся яростно зарываться в песок. Мне показалось, что он и меня хочет закопать – я отпрыгнул и проснулся. В руке я крепко, до боли сжимал маленькую пирамидку.
Египет. Что вы сжимали в руке?
Профессор. Пирамидку.
Египет. Пирамиду Нейт?
Профессор. Да, скорее всего, но построенную не для Азихиса. Я знаю только, что это была маленькая розовая прозрачная пирамида, построенная из стольких рядов крошечных кирпичиков, что им и счету нет. А вы, я вижу, сомневаетесь в моих словах, недоверчивая египтянка. Но вот она. (Подает кристалл розового флюорита.)
Девочки толпятся, стараясь получше разглядеть кристалл, но на их лицах проступает лишь разочарование.
Сивилла (не совсем отдавая себе отчет в том, почему она и другие девочки разочарованы). Вы показывали нам это и раньше.
Профессор. Да, но тогда вы не обратили на кристалл внимания.
Сивилла. Неужели ваш чудесный сон ограничился лишь этим?
Профессор. Но что же может пригрезиться прекраснее? Пирамида мала, спору нет, но когда вы начнете правильно судить о вещах, то понятия малого и великого перестанут для вас существовать. Созидание этой пирамиды было в действительности так же чудесно и так же непонятно, как и тот сон, который я вам рассказывал. Оно совершилось не так быстро, полагаю, но с той же скоростью, с которой создаются и большие предметы. Когда Нейт слагает снежные кристаллы, ей приходится куда больше возиться с атомами, приводя их в порядок с помощью огнедышащих стрел, чем когда она создает кристаллы флюорита, но богиня и со снежными справляется за минуту.
Египет. Зачем вы сбиваете нас с толку? Почему вы говорите, что это дело Нейт? Ведь вы не думаете, будто она действительно существует, не правда ли?
Профессор. Неважно, кем считаю ее я. Вам стоит подумать над тем, кем считали ее египтяне, окрестив Нейт, – или Гомер, называвший ее Афиной, или Соломон, определявший ее словом «Мудрость». Свидетельство о ней всех одинаково, и все народы принимали его: «Я была при Нем художницею, – читаем мы в притчах Соломона, – и была радостью всякий день, веселясь перед лицом Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими».
Мэри. Не есть ли это только олицетворение?
Профессор. А если и так, что вы выигрываете, не признавая этого олицетворения, и какое вы имеете право не признавать его? Не лучше ли принять предложенный образ? Прислушайтесь как дети к словам, которые главным образом и касается вас как детей: «Любящих Меня Я люблю, и ищущие Меня, найдут Меня».
Пару минут девочки сидят смирно, а потом принимаются недоуменно переглядываться.