По столу были разбросаны бумаги – скомканные, сложенные пополам и явно разглаженные, будто Престон передумал их выбрасывать, почти все с неровными краями, словно вырванные из записной книжки. Однако самой записной книжки не было видно. Зато повсюду валялись безответственно открытые ручки.
Забавно, а ведь она сперва считала, что Престон педантично и аккуратно относится к работе. А ведь даже сама Эффи не оставляла ручки незакрытыми, как какая-нибудь невежда.
Понимая, что вторгается сейчас в личное пространство, но не особо тревожась на сей счет, Эффи разгладила несколько скомканных бумаг. По большей части они были написаны на аргантийском. Не в силах прочитать, она просто вглядывалась в буквы, изучая почерк Престона – сжатый и аккуратный, как в библиотечном журнале, но не особенно изящный. Он забавно писал букву «в» – поставленные друг на друга кружочки походили на безголового снеговика. Очарованная, Эффи прикусила губу, чтобы сдержать глупую улыбку.
Она развернула еще один лист, на этот раз – написанный на ллирийском.
Список продолжался и дальше, но взгляд Эффи зацепился за первую строчку. «Казнь автора». Дрожащими пальцами она перевернула листок. На полях Престон набросал какие-то бессмысленные рисунки, а ниже тянулись одни и те же слова, нацарапанные до конца страницы.
Эффи пораженно уставилась на них, не веря своим глазам. И тут со скрипом открылась дверь.
– Что ты делаешь? – с порога поинтересовался Престон.
Эффи поспешно смяла бумагу в руках, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.
– Я могла бы спросить то же самое, – заявила она, не ощущая прозвучавшей в голосе уверенности.
Престон держал в руке кружку с кофе, и Эффи заметила, как побелели костяшки изящных пальцев, а челюсти сжались. Она вспомнила, как настороженно он вел себя, когда Янто показывал ей кабинет, как поспешно спрятал записи, когда вчера Эффи села напротив него в кабинке.
Теперь понятно, почему он так тщательно скрывал свою работу.
– Эффи, – угрюмо сказал Престон. Он по-прежнему стоял на пороге, но глаза за стеклами очков шарили по комнате.
– «Казнь автора», – прочитала она вслух дрожащим голосом. – «Исследование авторства основных работ Эмриса Мирддина». Это – твоя научная работа?
– Постой, – попросил Престон с нотками отчаяния в голосе. Эффи вдруг поймала себя на мысли, что ей нравится слышать его мольбы. – Я все могу объяснить. Не ходи к Янто.
– С чего ты решил, что я побегу к Янто?
Престон медленно подошел к ней, дверь со скрипом закрылась за его спиной. Эффи ощутила, как сердце пропустило удар. Она вдруг вспомнила слова пастуха, что Король фейри может принимать любые обличья, и теперь, глядя на сузившиеся глаза и вздымающуюся грудь Престона, была готова поверить, что в нем сидит частичка того зла.
Эффи сунула руку в карман за ведьмовским камнем.
Но мгновение спустя вся его злость испарилась. Он отпрянул, будто молчаливо извиняясь, что посмел ее напугать, и Эффи вытащила руку из кармана. Из Престона вышел не слишком убедительный Король фейри – чересчур уж тощий и неуклюжий.
– Послушай, – сказал он. – Знаю, ты поклонница Мирддина, но я не хочу проявить неуважение к его наследию.
Эффи прижала листок к груди:
– Думаешь, он был мошенником?
– Просто пытаюсь докопаться до истины. Правда не выбирает стороны, – пояснил Престон и, заметив каменный взгляд Эффи, продолжил: – Здесь не совсем уместно слово «мошенничество», но я полагаю, что большинство своих работ он писал не один.
Эффи стиснула зубы. Почему хоть раз он просто не выложит все начистоту?
– Мирддин был странным человеком, отшельником, затворником, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но это не делает его мошенником. С чего ты вообще это взял? Как мог в это поверить?
Они ведь говорили о
– Сложно объяснить. – Престон поставил кружку с кофе и провел рукой по растрепанным волосам. – Начнем с того, что Мирддин был сыном рыбака. Не берусь судить, умели ли его родители читать и писать, но, насколько я выяснил, сам он перестал ходить в школу в двенадцать лет. Конечно, мысль о том, что человек со столь ограниченным образованием мог создавать такие произведения, не лишена романтизма. Но это крайне маловероятно.
Эффи ощутила, как участился пульс, и даже кончики пальцев свело от ярости.