Этюд о крысином смехе

Погода, между тем, окончательно испортилась и как нельзя лучше подходила для похорон. Лил проливной дождь, сверкали молнии, холодный ветер пронизывал до костей. За те неполные полтора часа, которые заняла дорога до кладбища, я продрог и вымок до нитки.

Саму церемонию погребения я описывать не буду, потому что мне было не до нее. Единственное, что мне хотелось в этот момент, это выпить стакан горячего грога, принять ванну и лечь в сухую, теплую постель. Да и всем остальным, по-видимому, хотелось того же.

Исключение составлял, пожалуй, один священник. Он отпевал покойного с такой страстью, как будто хоронили его самого. Священника не смущали ни дождь, ни ветер, ни злобный шепот леди Гудгейт: "Закругляйся, приятель!" Он взывал к Господу, заглушая гром, и размахивая руками, как ветряная мельница. Мне почему-то вспомнился Дон-Кихот.

- Холмс, вы читали Сервантеса? - спросил я.

- Вы намекаете на святого отца? - очевидно ход мыслей Холмса совпадал с моим. - И где они только такого откопали? - С этими словами Холмс повернулся и затерялся в толпе.

Когда все вернулись в замок, я нашел небольшой безлюдный холл, сел в кресло и решил, что не встану, пока не высохну. В эту минуту в холле появился Холмс. Он был мрачен.

- Вас-то я и ищу, - сказал Холмс, записывая что-то в маленькую книжечку. - Уотсон, мне надо сообщить вам важную новость: я знаю преступника.

Глава 6

- Неужели! - воскликнул я.

- Да, - твердо сказал Холмс, - и ошибка исключена.

Я вскочил с кресла.

- Поздравляю вас, Холмс! Вы самый великий сыщик на свете! Но кто же он?

- Отойдем в сторону, - Холмс выразительно поглядел по сторонам и, взяв меня за руку, вывел в коридор. Мы спрятались в самый темный угол, спугнув при этом стаю летучих мышей.

- Вот он! - сказал Холмс и протянул мне записную книжечку. - Преступник один из этих ста двенадцати человек.

В полумраке я с трудом разобрал длинный список имен и фамилий, заканчивавшийся моими.

- Преступника всегда тянет на место преступления - торжественно сказал Холмс. - Поэтому в настоящий момент он находится в замке. Он - один из ста двенадцати присутствующих. Теперь остается только узнать, кто же именно похититель. У вас есть какие-нибудь подозрения?

Все это было несколько неожиданно для меня. Напрягая зрение, я еще раз пробежал взглядом весь список и, хорошенько подумав, сказал:

- Я подозреваю жену лорда Дэниела Блэквуда - леди Джейн.

- Спасибо, Уотсон! - воскликнул Холмс, потирая руки. Он отнял у меня книжечку и вычеркнул леди Джейн из списка. - Теперь я уверен, что она не виновна. Осталось всего сто одиннадцать человек. Может быть, вы подозреваете еще кого-нибудь?

Я промолчал, не в силах постичь логику великого сыщика.

- Так значит больше никого? Досадно! - сказал Холмс. - А может, они действовали сообща? Тогда им досталось... - Холмс извлек из нагрудного кармана счеты и долго гремел костяшками, - им досталось больше, чем по полфунта. Весьма вероятно! Кстати, я узнал откуда взялся тот священник! Вчера утром его поймал конюх Фред и потащил исповедовать лорда. С тех пор из замка его не выпускали, а чтобы он не сбежал, приставили к нему доктора. Немудрено, что он так быстро исчез после похорон. - Холмс усмехнулся и задумался.

Тем временем, в конце коридора показался Дэниел с незнакомой юной мисс по правую руку и костылем в левой. Он заметил нас.

- О! Холмс! Уотсон! Рад вас видеть! Знакомьтесь, это моя кузина. Кузина - корзина... Ха-ха-ха! Это я сам придумал.

Я понял, что Дэниел не так трезв, как хотелось бы.

- Да, - вспомнил лорд Блэквуд, - там собираются читать завещание! Пошли, послушаем.

Когда мы появились в зале, пробиться к нотариусу не было никакой возможности.

- Давайте заберемся на галерею, - предложил Холмс, - оттуда очень удобно наблюдать за происходящим.

- И бросаться бутылками, - добавил Дэниел. Мы дружно отправились наверх по скрипучей лестнице, заваленной тряпьем, окурками и ржавыми ведрами. С галереи зал был виден, как на ладони. Плотная толпа обступила нотариуса, вскрывавшего пакет с завещанием.

- "Я, лорд Хьюго Блэквуд, - гнусаво начал нотариус, - находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, оцениваемое в восемь миллионов девятьсот тысяч пятьсот двадцать пять фунтов стерлингов, а именно: родовой замок Блэквуд-холл в Девоншире, а также поместья Гринфилд и Эндлесс-хоул в графстве Мидлсекс и усадьбу Эмпти-Плейс в Хемпшире, а также свой лондонский замок, со всеми примыкающими к ним угодьями и со всей обстановкой, сбережения в ценных бумагах и ассигнациях, а также все мои конюшни и псарни..." - нотариус сделал долгую паузу, чтобы перевести дух.

В зале стояла гнетущая тишина. Кузина Блэквуда вцепилась мне в руку. Дэниел невозмутимо вырезал ножиком свое имя на перилах галереи.

- "...завещаю все это моему старшему сыну Дэниелу Блэквуду!".

Все ахнули. Чтобы не вызвать нездоровых толков, я тоже ахнул. Холмс, отличаясь яркой индивидуальностью, ахать не стал. Внизу кто-то упал в обморок. Это был сорвавшийся с галереи Дэниел. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.