Казалось бы, мне следовало ожидать, что “Ювелир” постарается включить меня в свою команду, как закоренелого киллера, но , видимо, он имел на меня другие планы. решив использовать после завершения срока моей отсидки, или собирался более глубоко изучить черты моего характера, чтобы нащупать основные его достоинства и недостатки, с целью умелого манипулирования мной.
А пока я вольготно чувствовал себя, никого не задирая, что вполне удовлетворяло руководство тюрьмой, которое радовало такое поведение уголовника, которого можно было хоть к ранам прикладывать, хотя еще недавно он не вылазил из карцера…
В это время меня занимало совсем другое, так как жизнь заполнили душевные переживания, как только мне исполнилось 23 года, то есть к своему завершению подходил май 2003-го года.
Я уже был совсем не тем наивным юношей, каким себя помню в 17 лет, когда передо мной раскрывался новый мир, полный надежд и несбыточных желаний.
Жизнь среди преступников наложила свой своеобразный отпечаток на мой характер, а отсутствие в ней женщин лишало меня ее романтики в существовании, хотя назвать монахом было бы не совсем справедливо, так как к этому моменту я побывал в инитмных отношениях с тремя особами женского пола, что, конечного, для парня моей наружности и темперамента, было унизительно мало.
Я раньше не рассказывал об этом, но тогда, в первые дни пребывания в селе на уборке яблок, еще до драки с юными агрономами, я на сеновале таки лишил себя и мою подругу Майю Владыко невинности, хотя тут можно поспорить, кто был инициатором этого процесса.
К сожалению, в памяти от того совокупления остался только стойкий запах сена и жуткий привкус бурякового самогона, толкнувший нас в объятия друг к другу который преследовал меня затем долгие годы.
Второй дамой моего сердца стала сотрудница бухгалтерии колонии в должности старшего лейтенанта - крепкая тридцатилетняя бабенка с мощными бедрами и буферами пятого размера, которая запала на меня и уговорила “Буллита”
замолвить за нее словцо, а затем организовала свидание со мной в комнате для встреч с родственниками заключенных, которое затем повторялось с определенной периодичностью все время моего пребывания в колонии.
Бабенка была в полном соку, и я в процессе каждого свидания терял в весе не менее двух килограммов, почти также, как после полновесной тренировки перед ответственным соревнованием по борьбе без правил...
Третья дама подвернулась мне случайно на пересыльном пункте, по дороге в тюрьму. Она была заместителем начальника пересыльной тюрьмы, и, увидев меня, поинтересовалась, что это за херувим находится среди ЗЭКов, а узнав, воспылала ко мне страстью, будучи, видимо, психически неуравновешенной, с садистскими. наклонностями.
Одного свидания с ней в ее кабинете было достаточно для того, чтобы я понял, что такое страстная женщина, и часто ночами вспоминал разнузданные ласки, не знающие удержу, и громкие вопли, от которых у меня волосы вздымались дыбом…
О, как же эта дама была хороша в своей страсти ко мне, хотя, если честно, при встрече я бы ее не узнал...
Но к чему это я?
Да, вспомнил.
Со двора тюрьмы, а скорее с досок, на которых я загорал во время рабочего дня, прекрасно просматривался зал кросса телефонной станции, а также небольшая комнатка то ли диспетчера, то ли какого-то маленького начальника, большое окно которого во всю стену как раз находилось напротив моего лежбища.
С него я часами наблюдал за жизнью в чуждом мне мире и уже узнавал того или иного сотрудника станции, но больше интересовался, конечно, сотрудницами, которые на моих глазах входили в зал в легких летних платьях и переодевались в форменные, игривые халатики, подчеркивающие их фигурки с чудесными, выпуклыми формами, которые не могли оставить меня равнодушным.
Но больше всего меня интересовало большое окно в маленькую комнату, за которым находилась девушка, которая заполнила собой все мое существование.
Это была светловолосая красотка лет 25-ти, высокая, стройная, с фигурой модели, но достаточно большим бюстом и яркими, зовущими губами, а вот цвет глаз из-зе солидного расстояния я рассмотреть не смог, хотя, наверное, они были очень большими и голубыми, что делало бы представляемый мне портрет красотки совершенным.
Я спешил занять свой пост к ее появлению в окне, хотя это удавалось мне далеко не всегда из-за частых проверок, и тогда я считал день прожитым напрасно.
Но когда я успевал вовремя, то видел, как девушка неспешно, легкими движениями обнажалась, и наступал момент, когда она оставалась неглиже в одних туфлях на высоком каблуке и становилась перед зеркалом, рассматривая свою фигуру, а я замирал от восторга, не в силах отвести взгляд от ее тела, казавшегося мне совершенным.
Затем девушка одевала элегантный халатик на голое тело без белья, подпоясавшись в талии тонким ремешком и переодевалась в тапочки, становясь совсем домашней, после чего бралась за телефон, приступая к работе.
Так продолжалось в течение месяца, во время которого нелюбимыми мной становились все выходные дни, когда я не мог созерцать свою красавицу.