Этюд в черных тонах

— Вообще-то, да… — Дойл улыбнулся своей кошачьей улыбкой и закрыл дверь. — Признаюсь, я провожу в консультации не много времени. Я в основном навещаю пациентов на дому, у меня до сих пор недостаточно клиентов, чтобы принимать их у себя. Ну что ж, идемте?

И мы отправились в путь по совершенно безлюдным улицам. Мы болтали о всяких пустяках, притворялись, что у нас самая обычная прогулка, хотя ни один из нас не чувствовал себя непринужденно.

— Портсмут стал похож на кладбище, — заметила я.

— Вы совершенно правы. Известия о смертях появились и в лондонских газетах. Убийца Нищих — это очередная тема для разговоров полушепотом в светских кругах. Все задаются вопросом, почему был убит ребенок. Общественное мнение содрогнулось от этой жестокой новости. На бродяг внимания не обращали, но вот ребенок…

Я вспомнила о перемене, происшедшей с сестрой Брэддок.

— Этот демон как будто хочет, чтобы его поймали.

— Возможно, — рассуждал Дойл, — но самое печальное, что до этого мальчика никому не было дела, когда он выходил на арену сражаться с такими же, как он, — эти дети и сейчас живы, и до них никому нет дела. Но вы же понимаете — на сцене допускается многое, что за пределами сцены порицается за скандальность. Кстати, мисс Мак-Кари, могу я задать вам вопрос личного характера?

Я дала разрешение. В эту минуту я бы разрешила ему почти все.

— Почему вы хотите пойти на подпольный спектакль?

— Мне уже доводилось на таких бывать. — Я улыбнулась, но имя своего спутника упоминать не стала.

— Ну разумеется, многие женщины их посещают, но почему именно этот спектакль?

— Я хочу помочь вам в расследовании. Быть может, труппа «Коппелиус» как-то связана с убийствами.

— Но вы никогда не относились всерьез к нашим занятиям. Что же изменилось?

И тут я задумалась. Действительно, понимаю ли я сама, почему это делаю? Вскоре у меня уже был ответ, и я не видела причин скрывать его от Дойла.

— Думаю, что делаю это ради мистера Икс. — Я искоса наблюдала за реакцией доктора. — Он ведь такой одинокий. Никто не должен оставаться один в этом мире, пусть даже и сумасшедший.

— Я не знаю людей, похожих на него. Возможно, поэтому он и одинок, — признал Дойл.

— Он болен, — добавила я, хотя мне было неприятно это произносить.

Я ничего не сказала ни о странных письмах отцу Филпоттсу, ни о «Хрустальном Дворце», я больше не упоминала его теории о тайных злокозненных сектах, но Дойл меня, кажется, понял.

— Мистер Икс — интереснейший случай для психиатра и вместе с тем — блистательный ум, гений. Мой Шерлок Холмс переменился благодаря нашему общему другу — переменился однозначно в лучшую сторону. Я уверен, что, когда я опубликую свою историю, она будет иметь успех. Мне хотелось бы познакомиться с его семьей… Правда, что они оборвали все связи?

— Его семья чудовищна, простите, но это так. — Я скривилась, вспомнив их невозможное письмо. — Не понимаю, как можно бросить ребенка на произвол судьбы, каким бы сумасшедшим он ни был. Я с ними незнакома, но по тому, что мне удалось о них узнать, я могу сказать: пускай эти аристократы благородны, чувств они лишены совершенно.

— Вы хорошая женщина, — определил молодой доктор.

— Спасибо, но я плохо обходилась с людьми. Наверное, как и все мы.

— Ну конечно. Никто не вправе первым кинуть камень. Да, кстати…

— В чем дело, доктор?

Дойл никак не мог решиться.

— Этот… этот ночной господин… Он больше вас не тревожил?

— Нет. Я больше ничего о нем не слышала. Надеюсь, сейчас он уже в Лондоне. Благодаря вашей помощи, доктор.

— Я поступил так же, как поступил бы на моем месте любой джентльмен. Мисс Мак-Кари, я не хочу задевать ваши чувства, но этот тип… — он не для вас.

— Он в каком-то смысле тоже болен и одинок. И я не желаю ему зла.

— Как я и говорил: благородная женщина. Ну а мы уже на месте.

Действительно, мы шли по Сент-Мери, впереди показалась церковь и закрытый приют. Но как же все переменилось с того достопамятного вечера! На улице никого не было, только вдалеке лаяла собака — из тех особых собак, что всегда лают вдалеке, чтобы подчеркивать царящее вокруг безлюдье. Пар от моего дыхания вырывался в такт биениям моего сердца, когда мы беспрепятственно подошли ко входу. Я думала, что все будет заперто, но Дойл спокойно открыл дверь. Внутри висели афиши других постановок труппы «Коппелиус», но молодой врач уверенно провел меня через фойе в зрительный зал. Меня потрясло это зрелище: пустые ряды кресел с невидимой публикой. Как будто они ждут нас. Как будто мы — актеры.

— Ни о чем не беспокойтесь, — шепнул Дойл. — Я предупредил заранее. Здесь знают, что я приду с вами.

Я разглядела боковую дверь, притаившуюся за кулисами. Ее охраняли двое мужчин. Двое незнакомцев, по крайней мере для меня, и я сильнее сжала локоть Дойла. Стражи смотрели на нас, доктор заговорил с одним из них. Я чувствовала на себе взгляд второго, изучавшего меня с циничным блеском в глазах.

Первый мужчина посторонился от двери, второй последовал его примеру. Нас наградили вежливым приветствием.