После отпевания гроб закрыли крышкой, и шестеро крестьян из Айдинцы подняли его на плечи. Они вышли с гробом на двор, едва протиснувшись через собравшуюся толпу, а потом пошли по главной улице. Впереди шел крестьянин из Блатие в праздничной одежде этой местности и нес деревянный крест, на котором было написано имя покойного — Сандри, сын Тайко. За ним шел парень, державший глиняную миску с пшеницей, а за ним — дети, прислужники в церкви, несшие хоругви с херувимами и серафимами. Позади всех шли священники в церковных облачениях.
За гробом с телом покойного шла влашка с черным платком на голове, старый Тайко и Марин Крусич. За ними текла многочисленная толпа. Никто не плакал.
Когда процессия двигалась по главной улице, вдруг послышался звук выстрела. Народ зашумел и остановился, оглядываясь, чтобы посмотреть, откуда стреляли, так что гроб и те, кто его нес, оказались впереди толпы.
«А ну, тише!» — послышался резкий голос начальника полиции, и ропот толпы тут же заглох.
«Выстрел, который вы слышали, — закричал он, — не направлен против вас или вашего покойника. Мы отдаем ему честь и говорим: Бей героя, но не отнимай у него чести! Поэтому вы сейчас передадите нам тело скончавшегося Сафет-эфенди, чтобы мы могли похоронить его в соответствии с обычаями, так, как положено погребать каждого турка».
Шестеро крестьян из села Айдинцы мирно опустили гроб на землю, а шестеро стражников тут же подхватили его и отнесли в мечеть ибн Тайко, где следовало еще раз, только по другим обычаям подготовить тело к неземной жизни.
Народ начал расходиться, боясь волнений. Даже и влашка, которой чтобы не упасть, пришлось держаться за руку своего мужа, а потом и Марин Крусич, даже и они, недолго поколебавшись, пошли обратно через мост к Каршияку, хотя путь их лежал совсем не туда. Как будто они хотели утешиться видом реки, мирно несущей свои воды, как веками раньше, как веками позже.
Никто не плакал, ни христиане, ни турки. Стало совершенно ясно, что человека, который сам любил так сильно, особо не любил никто.
Удивительно, что через некоторое время вокруг турецкой могилы Сафета-эфенди выросли васильки, и это очень обрадовало Марина Крусича. Он объяснил матери Сандри, что василек — это пахучий цветок царей, что в раю растет очень много васильков и что это любимый цветок Богородицы. «Говорят даже, — добавил Марин Крусич, — первый василек вырос на Голгофе, в том месте, где Христа прибивали гвоздями к кресту, а потом и на самой Христовой могиле».
Случилось и другое: слава и запоздавшее счастье, которые предсказывал Марин Крусич ибн Тайко, вскоре стали реальностью. Еще не сгнило земное тело Сандри, а уже о нем заговорили, сначала в городских кварталах и селах, а позже по всей Румелии.