Эткинд, Александр - Хлыст. Секты. Литература и революция

Конь ваш добрый — умерщвленная ваша плоть, Узда на нем — воля Божия, Копье вострое — смирение1.

Мужская фаллическая одержимость своеобразна здесь своей об. л i ной, негативной направленностью. Подытоживая опыт психоана-<ч 1,ч, Лакан определил фаллос как универсальное означающее. Для

| * чшов, фаллос был универсальным означаемым. Борясь с лепостью,

| ппцы непрерывно к ней возвращаются.

Хоть грех и стонет

А сам ничего не стоит.

Наш Владыка удостоит,

Своих детушек на белых коней посадит

И даст в руки повода,

Не зальет вас мутная вода2.

Именно буквализм дискурса делает скопцов исторически уникальными. Феноменален технический способ, которым пользовались скоп-

ii i в отличие от методов других религиозных меньшинств, создававших ранний капитализм, — иудеев, протестантов, масонов, старооб-1'.|дцев. Кастрационный идеал скопчества был бы вполне зауряден на >>не своего времени, если бы он ограничивался учением и не перехо-

iiui в делание; иначе говоря, если бы он был риторическим тропом, а иг хирургической операцией. Так называемые 'духовные скопцы' во пеем разделяли образ жизни скопцов, но старались достигнуть его без

ирургической кастрации5. Иными словами, они стремились жить в ■ | ютветствии с метафорой, одновременно понимая и ее императивный

мысл, и ее метафоричность: жить так, как будто ты скопец, но скоп-пом не становиться. Половая жизнь в их общине эффективно избегаюсь, но боролись с ней разными способами. Более сильным и, соот-иетственно, достойным большего уважения считался тот, кто преодолевает влечение без оскопления. Операция оставалась на долю «слабых, it помогающих в борьбе». Люди — все братья, включая и женщин, учили духовные скопцы, подобно множеству сектантов, утопистов, революционеров. Но в этот раз аргументы были своеобразны:

плотские требования вызывают разделение на богатых, бедных, знатных, простых, мужчин, женщин [...] Первые христиане так были совершенны, что могли спать на одном ложе с христианками и не осквернять друг друга блудом. Так же должны жить и те, кто живет с женами4.

Не отличаясь любовью к книгам, духовные скопцы знали и ценили ||ьва Толстого. «Особенно им нравится отношение Толстого к по-

ловому вопросу», которое, надо сказать, маю чем отличалось от их собственного. «Давая цельное, стройное мировоззрение, секта эта удовлетворяет все несложные запросы крестьянина; особенно молодежь охотно вступает в секту»,— с энтузиазмом сообщал исследователь, близкий к Бонч-Бруевичу1.

Скопцы не только отрицали и отрезали. Их миф позитивен и утопичен. У них был большой нарратив, историческая перспектива, глобальный проект. То, что было природой, становится культурой; то, что было данным и вечным, оказывается возможным изменить. Недовольство жизнью, как она есть, выливается в неудовлетворенность самой природой человека и веру в скорое преображение глубочайших ее основ — пола и смерти. Победа идеала над смертью есть бессмертие; победа идеала над полом есть.бесполость. Эти две задачи культуры укладываются в одну. Подлинная победа культуры над природой есть сотворение нового человека, бесполого и бессмертного. Религия коллективного спасения и харизматического лидерства оказывается логически связанной с идеей кастрации.

ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ

Купец Клюквин оставил в своем дневнике 1827 года живой образчик скопческой агитации. Неофитам обещали, что после оскопления «чисто жить бы стали на этом свете, якобы в раю, не было бы у нас плотской нечистой похоти»2. Когда Клюквин пришел в «израильскую комнату», в которой проходили радения, его попросили читать из Евангелия. Тут жена его знакомого спросила:

почему ей с мужем вместе не спать на постелях, и в баню ходить грех? Они ей говорили: потому что ты теперь воскресла, а воскресенные не женятся, не посягают, а живут как ангелы. Этот текст я и читал3.

Цитируя и перекладывая на свой лад те же строки Писания, протопоп Аввакум писал нежно любимой им старице Каптелине о той же великой мечте. Конец Света приведет к уничтожению пола: «Вот каково хорошо! Смесимся в одно стадо с горними силами и мужики, и бабы, и пареньки, и девушки. Во славе великой и крепкой силе летать станут иноки как пернатые»4. Это — картина радения. В полете (у хлыстов — в кружении) снимаются все оппозиции, мучающие человека в его повседневной жизни — между небом и землей, мужчиной и женщиной, молодостью и старостью. Мы не знаем, является ли эта картина плодом личного воображения гениального протопопа или записью коллективного опыта, к которому он был приобщен.