Еще совсем недавно звучало: армия находится в состоянии разложения, и в военной сфере нам нечего рассчитывать на сколько-нибудь заметные результаты. А в политической сфере мы якобы не можем ожидать ничего позитивного, так как не найдем ни одного чеченца, который поддержал бы усилия федерального центра по борьбе с террористами и наведению конституционного порядка. Сама жизнь показала, что оба эти тезиса являются ложными[549]
.В 2003 году тема чеченской войны использовалась Путиным для обозначения перехода к новой политической эпохе, связанной с его именем: «Прошедший в республике конституционный референдум подвел черту под эпохой безвременья… Все это закончилось»[550]
.В те годы в российском обществе царила надежда на то, что силовыми или просто административными мерами можно исправить положение в стране после неудач либеральных реформ. При этом военные успехи начальной фазы второй Чеченской войны больше, чем какие-либо теоретические аргументы, подталкивали россиян к такому образу мысли. Начала меняться вся архитектура внутренней политики России. Если во времена Ельцина основной ее осью было противостояние «демократов» и коммунистов, то во времена Путина, при общем спаде политической активности общества, центр политических дискуссий сместился в сторону противостояния между традиционалистами-державниками как самой влиятельной политической силой и политическим меньшинством в лице либералов-западников. Главной в политике стала идея выстраивания вертикали власти с президентским аппаратом на ее вершине и усиления роли традиционных для России силовых рычагов управления, таких как прокуратура, милиция, силы безопасности и др. В этом контексте естественным было создание федеральных округов во главе с полномочными представителями президента. Эта конструкция выглядела возвратом к советской традиции назначения в регионы полномочных представителей центра — партийных секретарей. Такая советская традиционность в конце 1990‐х годов придавала путинскому проекту дополнительную привлекательность.
Ельцин пришел к власти в период, когда угроза целостности России была наибольшей. После того как российские республики продемонстрировали «парад суверенитетов», непреодолимое желание повысить свой статус возникло у российских краев и областей. О своем суверенитете объявили даже административные районы в некоторых городах. Инерция распада СССР набирала силу, и никто в то время еще не знал, когда и на каком территориальном уровне она может завершиться.
Сложившаяся политическая ситуация в значительной мере продиктовала политическую стратегию Ельцина во взаимоотношениях с наиболее активной тогда частью общества — региональными политическими элитами. И, на наш взгляд, именно стратегия Ельцина, основанная на переговорном процессе, на достижении компромиссов, взаимных уступок, сделанных как федеральной властью, так и лидерами республик, помогла переломить негативные тенденции в федеративных отношениях. Договоры между федеральным центром и органами власти субъектов Федерации, а также Договор об общественном согласии (1994), подписанный всеми субъектами Федерации, кроме Чечни, значительно ограничили возможность объявления кем-либо из руководителей республик, краев, областей о выходе из состава Федерации. За расширение прав региональной элиты на федеральном уровне региональные лидеры обязались усмирить наиболее радикальные национальные движения.
Эти перемены тогда были замечены российским общественным мнением. В массовом сознании россиян постепенно росла уверенность в том, что целостность России укрепляется, а главное — уменьшается угроза вооруженных конфликтов, неизбежного спутника распада страны. Но прошло время, и политика компромиссов стала восприниматься в сознании большинства россиян как стратегия односторонних уступок республикам, как начало развала России и даже как злой умысел: «Те же, кто развалил СССР, теперь разваливают Россию».
Большей частью такие представления имеют мало общего с реальностью. Однако с точки зрения воздействия социальных представлений на политику не столь уж важно, насколько они реалистичны. Если представления возникли и стали массовыми, то они влияют на политический процесс ничуть не меньше, чем реальность. Думаю, что именно из такой реальности, основанной на массовых и, во многом, мифологизированных представлениях выросла стратегия Путина, ключевыми идеями которой являются создание «единой исполнительной вертикали» и ограничение политической роли региональной элиты, прежде всего роли лидеров республик.