Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Отказ от иллюзий перестройки с ее прозападными настроениями сопровождался усилением утешительной веры в то, что «у России свой собственный путь»: доля людей, поддерживающих это представление, за 1990‐е годы выросла вдвое и составила в конце 1990‐х 60–70 % опрошенных. В массовом сознании образ «особого пути России» чрезвычайно размыт, лишен какой-либо конкретности и в основном связан с идеализацией традиционных норм поведения. «Есть опыт наших дедов, и мы должны держаться за него» — с этим суждением в конце 1990‐х годов были согласны 65 % опрошенных, против — только 20 %[537]. В элитарных проектах «особого пути» роль традиций тоже чрезвычайно велика, однако в них все же преобладают современные антизападные или даже только антиамериканские внешнеполитические мотивы. Державническая элита не может полностью опереться на традиционализм, испытывая трудность создания убедительного образа «золотого века» на материалах конкретной истории России — непонятно, какой этап истории можно признать эталонным. При этом массовое «антизападничество» является продуктом исключительно информационного конструирования, поскольку сопровождается сохранением у россиян предпочтений в отношении большинства элементов западного образа жизни, западных товаров и услуг, — а уж доверие к западной валюте, по меткому выражению одного из политологов, «заведомо превосходит доверие к любым другим институтам, включая доверие к президенту Российской Федерации»[538].

Тем не менее внушаемые общественному мнению представления об «угрозах Запада», игра на струнах уязвленного национального самолюбия и попытки использования ксенофобии в политических целях — все это усиливает общее настроение массовой тревожности. Антизападничество связывается в массовом сознании с мнимыми угрозами для внутренней ситуации в России — угрозами «разграбления, колонизации России», «тайного сговора с внутренними врагами с целью закабалить страну». Подобные представления об «угрозах Запада» зачастую воспринимаются как злой умысел, имеющий этническую подоплеку. Даже Анатолий Чубайс не удержался от подобных оценок. По его мнению,

произошел очень витиеватый и неожиданный для нас альянс левых и правых — скажу жестче, антироссийский альянс левых и правых на Западе… Империя зла не потому — что коммунисты, а потому — что русские[539].

Известный публицист национал-патриотического направления В. Бондаренко не без злорадства прокомментировал это высказывание одного из лидеров российских либералов-западников: «…похлеще академика Игоря Шафаревича, с его знаменитой уже классической „Русофобией“»[540].

12. Новая «старая» стратегия: «восстановление вертикали власти» (1999 — начало 2000‐х)

Национальное самоутверждение в форме оппозиции «свои — чужие» неизбежно приводит к этнофобии, объектом которой становятся местные российские этнические общности. Чеченская война отчасти была вызвана ростом фобий и страхов по отношению к чеченцам, но еще в большей мере эта война послужила триггером для общего нарастания этнофобий в российском обществе[541].

От первой чеченской — ко второй

Первая чеченская война завершилась подписанием в августе 1996 года так называемых Хасавюртовских соглашений, давших возможность проведения в Чечне президентских и парламентских выборов. Избранный на них президент республики Аслан Масхадов был признан официальными лицами России в качестве легитимного лидера Чеченской Республики, а сама она — признана частью Федерации, но скорее символически. Масхадов ни разу не воспользовался своим членством в Совете Федерации и своими действиями стремился показать себя как лидера независимого государства, хотя и не отказывался от значительных экономических дотаций со стороны России. В 1997 году Масхадов прибыл в Москву и подписал совместно с президентом России Борисом Ельциным договор, в котором обе стороны обязались решать только мирными средствами все спорные вопросы, возникающие между Федерацией и Чеченской Республикой. Однако в сентябре 1999 года снова начались боевые действия, которые публицисты окрестили «второй чеченской войной», а власти — «операцией по подавлению терроризма». Отношение всего российского общества ко второй военной кампании в Чечне поразительно отличалось от отношения к первой. Всего лишь в июне 1999 года коммунисты и большинство других фракций Госдумы ожесточенно требовали отстранения Б. Ельцина от должности главным образом за то, что он «развязал войну в Чечне». Но уже в ноябре, через два месяца после начала новых военных действий, большинство парламентариев почти единодушно (исключение составила лишь фракция «Яблока») поддержали действия Кремля в новой войне.