Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Лишь на какой-то миг, по историческим меркам, могло показаться, что у имперского национализма есть шансы на самостоятельное развитие и даже на особую роль сверхконсервативной или суперреакционной оппозиции по отношению к нынешней власти. Такие представления появились в середине 2014 года в связи с ростом общественной популярности ополченцев Донбасса у российских респондентов. По данным социологической службы ВЦИОМ от 12–13 июля 2014 года, подавляющее большинство респондентов в России (85 %) оценивало донбасских ополченцев с различными оттенками позитивности и лишь 8 % относилось к ним негативно. При этом абсолютное большинство опрошенных (89 %) воспринимало комбатантов как защитников этнических русских, права которых на Украине нарушаются[532]. Такое мнение было сформировано российскими СМИ, они же обеспечили чрезвычайную популярность лидерам вооруженных формирований. Во влиятельном среди националистически ориентированных масс издании «Свободная пресса» в июле 2014 года серьезно обсуждался вопрос, не составит ли Игорь Стрелков (Гиркин), который тогда был военным руководителем ополченцев, конкуренцию В. Путину[533]. Это предположение было изначально крайне слабо аргументировано, поскольку российские власти всегда имели возможность перенаправить имперско-националистический подъем в свою пользу, а уж нейтрализовать потенциальных конкурентов, полностью зависимых от Кремля, и вовсе не составляло проблемы. Уже 7 августа 2014 года И. Стрелков, А. Бородай, В. Болотов и некоторые другие популярные лидеры донбасского сопротивления были удалены с Донбасса, и с этого момента их популярность стала таять быстрей, чем раньше росла.

4 ноября 2012 года, в День народного единства, в Москве прошли два альтернативных «Русских марша». И хотя приглашение на «Марш за Новороссию», проходивший у станции метро «Щукинская», распространяли от имени Стрелкова, на него пришло едва полторы тысячи человек — что вдвое меньше, чем было участников на марше в Люблино (и несопоставимо меньше, чем участников официальной демонстрации по случаю праздника)[534].

Властям России всегда удавалось последовательно разрушить крупнейшие организации русских националистов, которые в разные годы претендовали на роль ведущей силы и объединителя националистических партий и движений в России. В 1990‐х годах это было общество «Память», затем Общероссийское общественное патриотическое движение «Русское национальное единство» (РНЕ). В начале 2000‐х годов власти сумели расколоть, обезглавить и поставить вне закона движения наци-скинхедов, а к 2011 году — Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ). Националистам до сих пор не удается преодолеть идейные расколы и противоречия, существующие между разными течениями внутри национализма: левыми и правыми, красными и белыми, а власти используют эту идейную многоукладность и эклектику русского имперского национализма, успешно раскалывая его. Вот и на «марше за Новороссию» портреты полковника ФСБ Стрелкова соседствовали с портретами конкурирующего лидера этого движения, полковника ГРУ Квачкова; здесь же портреты Сталина оттенялись портретами тех белых генералов, с которыми он воевал.

В противоположность самочинному националистическому движению провластные силы организованы сверху, на их стороне российские средства массовой пропаганды. Никто из национал-имперских сил не может политически конкурировать с В. Путиным, который фактически развивает идеи «официальной народности», добавляя к идее об особом пути России еще и концепцию защиты «Русского мира» на территориях, входивших в состав Российской империи. Он выглядит единственным реальным лидером имперского национализма в условиях обострения массовых предрассудков об извечной враждебности Запада по отношению к России.

С середины 1990‐х годов российское общество продемонстрировало инверсивные перемены по отношению к большинству фундаментальных политических явлений. В период, когда в элитарном и массовом сознании преобладало критическое отношение к советскому прошлому, большинство россиян смотрело на Запад как на эталон движения в будущее. В 1989 году 60 % из 6585 опрошенных оценивали западный образ жизни как образцовый[535]. В середине 1990‐х начался демонтаж этого эталона, а к 2000 году оценки конца 1980‐х поменялись на противоположные. В это время 67 % опрошенных указали, что западный вариант общественного устройства не вполне или совершенно не подходит для российских условий и противоречит укладу жизни русского народа[536].