Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Рост этнического самосознания наблюдался во всех постсоветских государствах. Если что и выделяет Россию, так это запаздывание интереса у русских к своей этнической идентичности. В начале 1990‐х, когда национальные фронты пришли к власти во многих постсоветских странах, когда десятки национальных движений, партий и группировок появились в автономиях Российской Федерации, уровень этнического самосознания русских все еще оставался таким же низким, каким он предстает по материалам этносоциологических исследований в СССР в 1980‐х годах. Более 90 % русских демонстрировали этнический нигилизм, безразличие («Я никогда не задумывался о своей национальности»), и менее 10 % подчеркивали: «Я никогда не забываю, что я русский». За период 1994–1999 годов доля лиц с ярко выраженными признаками этнической озабоченности («Я никогда не забываю, что я…», далее перечислялись национальности) выросла у всех обследованных в России этнических групп, но особенно заметным этот рост стал у русских, только в этой группе он удвоился. При этом быстрее всего выросли наиболее эмоционально выраженные формы этнического самосознания. Если в 1994 году не более 8 % русских в республиках РФ отвечали, что «любые средства хороши для отстаивания благополучия моего народа», то в 1999‐м не только в республиках, но впервые и в русских областях такую ориентацию проявили в опросах более четверти русских респондентов[521]. Рост этнического самосознания русских в значительной мере стал ответом на предшествовавшее ему возбуждение этнических меньшинств. Буквально взрыв этнической озабоченности и откровенной ксенофобии у русского населения фиксировался после первой чеченской войны (1994–1996).

Параллельно развивался традиционализм как противопоставление «плохому» настоящему (в социально-экономическом и политическом отношении) некоего «золотого века» в прошлом. Понятно, что такие настроения явились прежде всего результатом как усталости от либеральных реформ 1990‐х годов, так и усиливающегося восприятия их как провалившихся.

По мере моральной реабилитации в массовом сознании советской системы и нарастания ностальгии по СССР, «золотому веку» в прошлом, сторонники ресоветизации разворачивали кампанию дискредитации команды Б. Ельцина., изображали ее как «оккупационный режим» власти, далекой от народа, «чужой»[522]. Для усиления образа «чужой власти» по отношению к команде Ельцина русские националисты в своей пропагандистской деятельности приписывали видным ее деятелям несвойственные им этнические характеристики. Польский дипломат, работавший в то время в Москве, вспоминает, что во время противостояния двух ветвей власти (Администрации президента Ельцина и Верховного Совета) осенью 1993 года возле Дома Советов было расклеено множество самодельных листовок и плакатов с карикатурным изображением известных политиков из окружения Ельцина. На них грек по национальности Гавриил Попов изображался евреем и ему почему-то приписывали фамилию Нейман; русского Андрея Козырева называли Козыревичем и рисовали со звездой Давида на лбу, а самого президента неизменно называли Борухом Натановичем Эльцыным и рисовали с усиками Гитлера[523]. Это сочетание антисемита Гитлера с еврейством с рациональной точки зрения представляется абсурдным, но политико-технологический смысл этой символики понятен — она должна была означать, что изображенный на карикатуре человек «дважды чужой».

В 1992 году газета «Российские вести» привела данные, что в тот год только в одной Москве издавались 30 газет и 6 журналов, представлявшие интересы и взгляды различных течений радикального русского национализма[524]. Егор Гайдар и другие лидеры демократического движения в России видели в русском национализме самую большую опасность для России[525]. Однако эти страхи оказались сильно преувеличенными и необоснованными.

Нетипичный национализм

К каким бы ухищрениям ни прибегали различные организации русских этнических националистов, они не добивались значительной политической поддержки. В ходе электоральных кампаний 1990‐х годов ни одна из группировок, позиционирующих себя в качестве русских националистов, не получила возможности провести своих кандидатов ни в Верховный Совет РСФСР, ни в Думу. Социологические опросы показывали низкий уровень общественной поддержки русских националистов. Деятельность даже самых «раскрученных», узнаваемых в прессе организаций, таких как «Русский собор», РНЕ и «Память», одобрялась 1–2 % опрошенных[526]. Основным объяснением тому может служить тот факт, что русский национализм рождался и развивался не столько как сугубо этнический, сколько как этатистский, «державнический», он привязан не столько к этносу, сколько к государству. При таком национализме чувство гордости у его адептов вызывала не сама этническая (национальная) принадлежность, а ее связь с великой империей: «Я русский, принадлежу к государству с тысячелетней историей».