Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Переписи населения России учитывают не только этническую (национальную) принадлежность граждан, но и количество этнических общностей в целом. В переписи 1989 года зафиксированы 123, а в переписи 2010 года — 193 народа-этноса[67]. Если в советское время многоэтничность страны могла характеризоваться шаблонной формулировкой «100 наций и народностей», то в Российской Федерации впору говорить о почти 200 народах в их этническом измерении. Перед переписью 2002 года в методологии учета этнических общностей стали выделять внутри «отдельных» народов их субэтнические группы, получившие название «включенные»[68]. Эта новая терминология — «отдельные» и «включенные» народы — фактически вернула статистический учет к выделяющей этносы и субэтносы классификации, сложившейся в этнографической науке в 1980‐х годах[69].

Законодательство нуждается в учете народов-этносов как целостных единиц. В 1970‐х годах коллективные права были обоснованы французским правоведом К. Васаком в концепции трех поколений прав человека, закрепившейся затем в политической и юридической науке. Среди коллективных прав одним из важнейших считают право этносов и наций на солидарность и самоопределение[70]. Законом «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» к этой категории в официальном перечне отнесены 47 народов-этносов, и отнюдь не как «идеальные типы». По требованиям закона основные признаки этносов (этническое самоопределение членов общности — осознание ими своей этнической самостоятельности, а также сохранность традиционного образа жизни) не только должны быть реальными, но и нуждаются в документальном подтверждении со стороны граждан, претендующих на статус полноправных представителей одного из коренных малочисленных народов[71]. Включение того или иного народа-этноса в указанный перечень дает гражданам, идентифицирующим себя с данной этнической общностью, не только символические преференции, но и вполне осязаемые материальные выгоды в виде различного рода государственных льгот и отчислений в пользу коренных народов, а также выплат из негосударственных источников для «возмещения ущерба исконной среде обитания от хозяйственной деятельности организаций всех форм собственности»[72]. Все эти нормы соответствуют мировой практике, действующей в Финляндии, Дании, Канаде, США и ряде других стран.

Терминологические дискуссии 1990‐х годов оказали неоднозначное влияние как на научную, так и на общественную жизнь России. К числу позитивных следствий относится появление и утверждение в стране конструктивистского мировоззрения и связанное с этим некоторое ослабление тех политических функций, которые возлагались государством на этнонации в советское время, в эпоху могущественной роли графы о национальности («пятого пункта») в государственных анкетах. Вместе с тем в эти годы некоторые научные новации радикализировались и превратились в идеологические догмы, проявил себя «радикальный конструктивизм», выражающийся в идее принципиальной невозможности признания этноса (или этнической группы) в качестве реальности и воспринимающий этничность и этнос только как идеальные конструкции, содержащиеся исключительно в представлениях ученых. Радикальный конструктивизм вызвал справедливую критику в философских и социологических кругах[73].

В 2000‐х годах в мировой науке стали преобладать новые тенденции: рос плюрализм по отношению к использованию разнообразных терминов и понятий. Эти перемены отражали глубинные изменения в системе теоретических подходов к изучению этнических и национальных процессов. Мы вернемся к терминологическим новациям 2000‐х годов после рассмотрения (по необходимости краткого) генезиса основных этнополитических концепций.

2. Современные концепции этничности

В 1990‐х годах в России сложился канон в классификации современных теоретических представлений об этничности.

В. А. Тишков предложил выделять три теоретических направления: 1) примордиализм, который рассматривался как синоним эссенциализма; 2) конструктивизм и 3) инструментализм. При этом примордиализм оценивался как научная архаика и опасная лженаука, порождающая национализм и расизм, а две другие концепции — как современные и плодотворные[74]. Такая схема и такие оценки стали популярными и воспроизводятся до сих пор во многих российских учебниках этнологии, этносоциологии и этнополитологии[75].