Читаем Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии полностью

Советские этнонации были привязаны к национально-территориальному устройству СССР — к союзным и автономным республикам. При этом по Конституции Советского Союза 1936 года нациями считались только русские и народы, давшие название союзным республикам (Армянской ССР, Белорусской ССР, Молдавской ССР и др.), а по Конституции 1977 года статус нации получили также народы, давшие название автономным республикам. По отношению ко всем прочим общностям использовался термин «народность», позаимствованный у С. Уварова[53]. Элиты этнических групп, числящихся народностями, десятилетиями добивались для них статуса наций. Такой политико-символический подход к оценке понятия «нация» сохраняется до сих пор у многих политиков в республиках России.

«Единая историческая общность — советский народ» и возрождение термина «этнос»

Уже в 1950‐х годах в государственном управлении возникла потребность в определении политического статуса всего народа Советского Союза, который не поддавался описанию только в сугубо этнических терминах. В связи с этим в 1961 году руководитель Советского государства и коммунистической партии Н. С. Хрущев дал в новой программе КПСС такое определение:

В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты, — советский народ[54].

В октябре 1977 года Л. И. Брежнев, хотя и старавшийся во всем подчеркнуть новизну своих решений по сравнению с хрущевскими временами, включил тем не менее в Конституцию СССР все хрущевское словосочетание «новая историческая общность людей — советский народ»[55]. Фактически эта конституционная норма подводила общество к признанию граждан государства в качестве политической нации. Важный шаг в этом направлении был сделан в постсоветской России — в 2012 году была утверждена «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года», а в ней дано следующее определение:

Многонациональный народ Российской Федерации (российская нация) — сообщество свободных равноправных граждан Российской Федерации различной этнической, религиозной, социальной и иной принадлежности, обладающих гражданским самосознанием[56].

Впервые в государственном документе России дано определение политической нации, хотя термин «российская нация» стоит вторым, в скобках и как синоним сугубо этнической трактовки «многонациональный народ». Этот компромисс между новым и старым значениями обусловлен прежде всего сохранением в сознании этнических элит в республиках Российской Федерации восприятия понятия нации как политического статуса, доказательства значимости той или иной республики и величия ее народа. Принятое в Стратегии понятие «нация», безусловно, носит временный характер. «Нация многонационального народа» — такая тавтология возможна только в идеологических документах, тогда как реальная практика государственного управления неизбежно потребует большей определенности и различения политического понятия «нация» и социокультурных понятий «этнос», «этническая группа», «этничность», «межэтнические отношения».

Слова «этнос» и производное от него «этнография» (наука, изучающая этнические общности) были известны в Российской империи примерно с тех же времен, что и слово «нация». Во всяком случае, термин «этнография» использовался в государственном управлении уже в первой половине XIX века. Императорским указом в 1845 году было образовано Русское географическое общество с отделением этнографии. В СССР в 1930‐х годах государством был создан специализированный Институт этнографии АН СССР, смысл которого власти видели главным образом в изучении народов, не достигших стадии нации. Впрочем, к науке этнографии советское партийно-идеологическое начальство относилось, с одной стороны, без большого интереса, а с другой — с определенным недоверием, подозревая ее в ревизии постулатов исторического материализма и сталинской теории нации[57].

Во времена, когда понятие «нация» воспринималось исключительно в этнической трактовке, не было смысла вводить в советскую государственную науку и идеологию особый термин «этнос». К тому же первое определение этноса было сформулировано в 1923 году эмигрантом С. М. Широкогоровым и вступало в явное противоречие со сталинским определением нации, поскольку под этносом (а не нацией) понималась

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги