Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период

В XV-XVI вв. эту местность постепенно захватывали выходцы из Ферганы, и только в середине XVIII в, ее оккупировали маньчжуры, не оставившие заметных следов в культуре страны.

Несмотря на то, что менялись расы первого порядка, языки, религиозные системы, письменность и т.д., признак, отмеченный нами как индикатор, был устойчив. В оазисах складывались отдельные небольшие коллективы, независимые друг от друга, потому что их разделяли пустыни. Так как через оазисы долгое время проходил караванный путь, то господство в них принадлежало купеческой аристократии. Когда же караванный путь потерял свое значение, ослабела и экономическая мощь оазисных народностей, и сила сопротивления внешним завоевателям, и самостоятельность отдельных культур. Можно усомниться, вправе ли мы рассматривать караванный путь в качестве географического фактора. Однако следует заметить, что ведь и географические факторы не вечны, а 2000 лет для наших масштабов период вполне весомый. Кроме того, наряду с явлениями природы следует учитывать и ситуацию. В данном случае большую роль играло положение района между Дальним Востоком и средиземноморским Западом.

Еще больший интерес представляет последний регион: дельта и пойма Волги и долина Терека, потому что здесь нам удалось поставить эксперимент. Ландшафт окружающих Волгу пустынь и полупустынь резко отличен от ивовых рощ и тростниковых зарослей поймы и дельты. Согласно нашему тезису, здесь должны были обитать люди, совершенно непохожие на степных кочевников, оседлые, со своеобразным хозяйственным укладом и специфической культурой. В 1959 г. автору этих строк было поручено отыскать на Нижней Волге археологические остатки культуры хазар, которых в то время большинство ученых считало кочевниками[43]. Всех удивляло только то, что за 100 лет в приволжских степях не было найдено ни одного памятника, который можно было бы приписать хазарам[44].

Исходя из наших географических представлений, мы, вопреки всем установкам, направились сначала в пойму, а потом в дельту Волги и там обнаружили на бэровских буграх хазарские кладбища и следы поселений[45]. В долине Терека мы нашли не только хазарскую керамику, которая отмечала места хазарских поселков, но и цитадель хазарской крепости Семендера, причем локализация хазарских деревень и казачьих станиц почти совпадала[46]. Это указывало на то, что быт хазар и терских казаков был одинаков; он был подсказан особенностями ландшафта азонального или провинциального региона. Таким образом, было сделано археологическое открытие, интересное тем, что оно подтверждает хорономический принцип Л.С. Берга.

В этой связи важно отметить еще то обстоятельство, что общественно-политический строй степняков – половцев, ногайцев и калмыков, – относящихся, по нашей классификации, к третьему (арало-каспийскому) типу, и обитателей дельты Волги и долины Терека – хазар, астраханских татар и казаков – резко различен. Последние (до подчинения Российской империи) сохраняли устойчивые формы военной демократии при относительно слабой центральной власти. Ханская или атаманская власть была нужна им только для военных походов, а попытка усилить ее и превратить Хазарию в централизованное государство, предпринятая иудейской общиной в IX – Х вв., привела ее к гибели вследствие отсутствия поддержки народных масс.

Наибольшего расцвета военно-демократическая система достигла на Дону, долину которого следует причислять к Волго-Терскому региону, несмотря на значительные отличия природных условий. Хотя четыре надпойменных террасы Дона плавно переходят в водораздельные степи, но уже на второй террасе проявляется азональность – колки, леса, заросли ивняка и т.п. Со II в, н.э. здесь вели оседлый образ жизни сначала аланы (потом носители салтовской культуры), хазары и, наконец, казаки[47], создавшие знаменитый «казачий круг» – военно-демократический орган самоуправления. Автору этих строк в 1965 г. удалось найти на среднем Дону следы небольшого поселения, где была обнаружена керамика всех эпох – с Х по XVII в., что еще раз подтверждает культурную преемственность населения долины Дона независимо от внедрения в нее инородных этнических элементов[48].

Разумеется, все описанные закономерности имеют верхнюю хронологическую границу – развитие цивилизации и техники в XIX – XX вв., но это особая тема, выходящая за рамки проведенного нами исследования.

В заключение мы не можем не остановиться на вопросе, который был затронут вначале: не является ли хорономический принцип Л.С, Берга вариацией географического детерминизма Бодэна и Дюбо[49], Монтескье (Montesquieu, 1858), Гердера (Herder, 1784-1791) и их современного продолжателя Хентингтона (Huntington, 1915)? Действительно, элементы внешнего сходства в обеих системах имеются, но есть и огромное различие, которое позволяет ответить на этот вопрос отрицательно.