Этнос. Догма

В этой ситуации перевести вопрос в план личной вражды выглядит вполне разумным медийным ходом, хоть немного перебивающим вкус того говна, которым мы всех щедро накормили на Юге.

Не знаю, что из этого вышло бы, но всё изменилось в один день — внезапно, как гром с неба: граф Морикарский торжественно объявлен «креатурой Разрушителя». В местной религии Разрушитель противостоит Искупителю, то есть я теперь нечто роде официального эмиссара Дьявола.

* * *

— И что это значит? — спросил я принцессу Катрин.

— Что ты самый плохой человек на свете, — ответила она серьёзно.

— Очаровательно… А в практическом смысле? Я должен шипеть и корчиться от святой воды или что?

— Какой воды? — удивляется принцесса.

Надо как-то ознакомиться, что ли, с основами здешней религии…

— Теперь тебя можно убить, и это не будет нарушением воли Искупителя. Ты не можешь жениться, твои дети не получат имён, твоё имущество должно быть конфисковано церковью и роздано на благотворительные цели. Зато ты не должен платить налоги, — улыбнулась Катрин, — потому что от тебя нельзя принимать деньги.

— Хоть какая-то польза… А морда у них не треснет графство конфисковать?

— Меровийская церковь пока не поддержала интердикт. Так что, если собираешься жениться, поспеши. Можно успеть передать жене имущество.

Катрин говорит совершенно серьёзно, и я не могу понять, как она к этому относится. Мы не обсуждали с ней вопросы религии. Здешняя церковь настолько ненавязчива, что я, кажется, вообще о ней не думал. И вот поди ж ты — сюрприз.

— Не запасся невестой, — попытался отшутиться я.

Но принцесса шутки не приняла.

— В таких случаях можно не соблюдать время помолвки. Найди девушку, вас поженят в тот же день.

— Боюсь, у меня нет подходящей девушки для такого серьёзного шага. Моя единственная знакомая девушка здесь это ты.

— Нет, — покачала головой Катрин, немного подумав. — Отец не позволит нам пожениться. Связывать правящий дом с креатурой Разрушителя рискованно. Можно подвести страну под интердикт, такое уже один раз случалось, давно, лет двести назад. Кроме того, даже в статусе принца-консорта ты окажешься слишком близко к трону. Отец побоится оказаться в твоей тени. А идти сейчас против воли отца я не хочу, ему и так нелегко приходится.

— Катрин, ты что, серьёзно? — поразился я.

— Брак принцессы — государственное дело, — сказала девушка. — Я выйду замуж за того, кто будет полезен империи. А разве есть человек более полезный для неё, чем ты? Многие при дворе считают, что отец не выдаёт меня замуж только потому, что придерживает для тебя. Просто ждёт подходящий момент. Но этот момент совсем неподходящий, ты прав.

— Но я же из другого мира! Я тут ненадолго!

— Ну и что? Я жду годами своего паладина, буду так же ждать годами мужа.

— А разве паладин может жениться на даме сердца?

— Это редко, но случается. Не принято, но и запрета нет. Браки по любви вообще большая редкость, — улыбнулась принцесса.

Я смотрю на неё, и что-то вдруг сжимается у меня внутри. «Дефицит любви», говорила Олли. Она чертовски права. Единственный человек, который говорил мне: «Я тебя люблю», — дочь. Жена за двадцать лет нашей совместной жизни не сказала этого ни разу. А я ни разу не спросил. Потому что не хотел услышать честный ответ. Впервые со мной говорит о любви не ребёнок, для которого «люблю тебя, мультики и конфеты» звучит одинаково. Катрин двадцать, здесь это взрослая женщина. Не будь она принцессой, уже давно была бы замужем и родила пяток детей, тут рано взрослеют.

— Ты так странно на меня смотришь, — сказала девушка.

— Как?

— Как будто первый раз увидел.

— Просто посмотрел с неожиданного ракурса, — отшутился я.

— И как я тебе? С этого ракурса?

— Как что-то, что может сломать мою жизнь. Или об неё сломаться.

— Когда любишь, такое часто случается, — ответила Катрин, — я читала. В романах.

Пожалуй, с местной беллетристикой мне тоже стоит ознакомиться.

* * *

— С церковью всё не так просто, — докладывает Джулиана. — Теоретически, она здесь едина для всех стран и полностью вне политики.

— Никто не бывает вне политики, — скептически прокомментировал Фред.

— Разумеется, — кивает доктор Ерзе, — но до сих пор это правило было нарушено только однажды. Примерно два века назад юный наследник одного из предков Перидора попал под личный интердикт.

— И что он такого натворил, будучи всего лишь юным наследником? — интересуюсь я.

— К сожалению, большая часть документов эпохи погибла в той кровавой резне, которая началась после, так что понять, с чего это началось, у меня не вышло. По-видимому, Император не отдал сына на растерзание, выступил против церкви, и понеслось… По масштабам происходящее было близко к картине, которая возникает при коллапсе среза.

— Но это был не он? — уточнил Антонио.

— Коллапсы на этом историческом этапе крайне маловероятны. Не накоплен минимально необходимый потенциал сенсуса.

— Чего потенциал? — спросил я.

— Неважно, — отрезал Теконис. — Джулиана права, это не мог быть коллапс, иначе мы бы тут не работали. Его было бы некому остановить, получился бы ещё один безлюдный срез.