— Послушайте, никакого риска, никто не вовлечен, и никто не узнает, никаких имен, кроме вашего. И вам даже не надо платить все деньги вперед, можно в два приема. Я объясню: мы с вами вдвоем идем в банк, я встану в стороне, а вы положите пять тысяч на нейтральное имя. Они будут там лежать, и никто о них не узнает. Когда подойдет день экзамена, вы его будете сдавать, как все, и делать все как полагается. Не показывайте вида, что вам это легко. Но результат пускай вас не волнует: вы сдадите, что бы ни написали. Я гарантирую. А когда придет положительный ответ, мы с вами опять пойдем в банк. Вы доложите еще пять тысяч на тот же счет. А я опять буду стоять в стороне. Я вообще в стороне. То нейтральное лицо снимет деньги со счета. И вы можете поступать на работу. Ну как, нравится, а?
Лилю бросало то в жар, то в холод при мысли, что можно так нагло предлагать купить экзамен. Он просто негодяй, и сам будет этим «нейтральным лицом»? Или он действительно имеет какие-то мафиозные связи в медицинских кругах?.. А Лупшиц продолжал:
— Послушайте, если у вашего мужа нет десяти тысяч, то можно сделать по — другому: вы отдадите мне ваши драгоценности, нейтральное лицо снимет со счета три с половиной тысячи, а остальные пять тысяч вы выплатите в рассрочку, когда начнете работать. Можно и так.
Совсем хорошо! Платить дьяволу в рассрочку… Она думала о том, что сказать пожилому человеку? Прочитать лекцию о человеческой морали? О врачебной морали? Об уголовной ответственности? Известно, что все жулики думают, что кругом такие же жулики. Что толку ему объяснять? Будь у нее даже миллион, она никогда не пошла бы на сделку с совестью.
— Извините, у меня нет денег, — проронила Лиля и собралась уходить. Он опять поймал ее за локоть:
— Послушайте, последнее слово: не надо даже никаких денег. Вы мне покажете, какие у вас есть драгоценности, и мы договоримся. Я вам говорю, это дело верное. Я знаю людей, которые это могут сделать. Подумайте, а?..
Лиле чуть ли не жалко его стало — так ему хотелось выцарапать у нее хоть что-нибудь.
— У меня нет денег и нет драгоценностей, — отрезала она, вырвала руку и наконец ушла.
Домой она вошла, дрожа от возмущения и страха.
— Ты представляешь, какой это страшный человек! Почему он выбрал меня? Мало ему Таси? Она-то точно пошла на сделку. На нее похоже.
Алеша успокаивал ее:
— Не принимай так близко к сердцу. Может, он все врал, чтобы любыми путями выцарапать у тебя деньги. Возможно, он не только жулик, но и врун.
— Не думаю, чтобы он просто врал. Я уже не раз слышала, как эмигранты говорят: «Из страны дураков переехал в страну жуликов». Может, он действительно знает какую-то жульническую комбинацию. Думаешь, это возможно?
— Все возможно, жуликов здесь действительно много. Меня Айзенберг ведь хотел одурачить. Если жулик чует запах денег, он будет бесконечно ходить по следу и вынюхивать.
— Алеша, но ведь он же религиозный еврей. Как это может сочетаться?..
— Ну и что? Известно, что евреи во все времена любили деньги. Всеми путями они к ним стремились, некоторые богатели, становились банкирами, как Ротшильды. Я читал у Сола Беллоу, что евреи любят три вещи: Тору, деньги и секс. Мистер Лупшиц как раз иллюстрация к этому наблюдению: он ходит в синагогу; старается вырвать от тебя хоть какие-то деньги, ну, а от Таси ему, видимо, нужно кое-что другое.
36. Нью — Йорк Алеши Гинзбурга
В характере Алеши присутствовала черта интеллектуальной пытливости — любовь к расширению кругозора, стремление к насыщению знаниями и впечатлениями. Громадный Нью — Йорк завораживал его многообразием незнакомой новой культуры. Алеша с энтузиазмом впитывал все, что видел вокруг, — бродил по улицам, присматривался к бурлящей жизни. От впечатлений у него кружилась голова. По вечерам он с воодушевлением рассказывал Лиле:
— Меня восхищает лицо Нью — Йорка, фантастическая архитектура делового центра Манхэттена, эти невероятные небоскребы. Хотя не все они мне нравятся, но вместе — это просто какая-то симфония стройности и строгости. Сегодня я прошел в высокое и такое, знаешь, плоское здание ООН. К моему удивлению, никто меня не проверял и не останавливал. Какая-то странная американская доверчивость[68]
.Лиля слушала его без особого интереса, ей казалось, что ему уже пора переходить на деловые рельсы, искать постоянную работу и т. д. Но пока она молчала и открыто его не подавляла — пусть сначала переболеет Нью — Йорком.
Алеша застревал возле каждого памятника, в них отражалась вся культура города — памятники Колумбу, Данте, Бетховену, Шекспиру, Вальтеру Скотту, Верди… Особенно его привлек красивый мемориальный комплекс на площади Колумба — погибшим в морях. Сколько в нем было величия и смысла! Более трех веков путь в Америку пролегал только через океан, и столько людей так и не Добралось до нее…