Это безумие, детка (СИ)

Вопреки своему обыкновению Гаспар не поджидал ее около оранжевой линии. Похоже, что он не ждал ее вообще, занимаясь вещами куда более важными и возвышенными. Он сидел на кушетке, одну ногу вытянув, а вторую согнув в колене и опершись о нее локтем. Из старинного приемника, которого раньше на столе не было, лилась музыка. Гаспар выглядел сосредоточенным и полностью погруженным в ее переливы. Даже головой в такт легонько покачивал и не обратил на Роэл совершенно никакого внимания. Более того, в левой руке у него был зажат какой-то продолговатый предмет, в котором Роэл, приглядевшись, с удивлением узнала флейту.

Девушка, не зная, что и думать, прошла тихонько, как мышка, и опустилась на низенький стульчик в безопасной зоне.

Возможно, на этот раз ее пронесет. Возможно, занятый прослушиванием какой-то классической музыки Леоне сегодня не тронет Роэл? Флейта же у него в руках, значит, он будет… на ней играть? Или… Он не станет использовать эту металлическую флейту в… иных целях? Ведь нет?! Господи боже, нет?!

– Ты, как всегда вовремя, куколка. Садись, приобщимся к прекрасному, – Гаспар, даже не взглянув на нее, кивнул на место на кровати рядом с собой. – Садись, я сказал!

Напрасные надежды! Конечно же, как он про нее забудет? Роэл зажмурилась, собираясь с силами, а потом подчинилась его приказу. Двигаясь медленно, как будто ноги ее не слушались, девушка пересекла черту и опустилась на аккуратно заправленную серым покрывалом жесткую койку, как можно дальше от Гаспара.

Он обратил внимание, подняв бровь, но ничего по этому поводу не сказал.

– Полчаса прослушивания и десять минут игры на вот этой хрени, – он небрежно покрутил в тонких пальцах инструмент и добавил, сокрушенно покачав головой. – Дюпон совсем спятил, подключив к моему лечению еще и музыкотерапию. Куколка, тебе нравится Вагнер?

Роэл покачала головой, не отрывая от него глаз. Не потому, что ей не нравилась мелодия, которая раздавалась из приемника, а потому, что не могла понять настроения Гаспара, а, значит, не знала, чего от него ждать. Это пугало.

– Плебейка, – по его тонким губам скользнула едва заметная усмешка. – Это знаменитая опера немецкого композитора Рихарда Вагнера «Тристан и Изольда». Даже ты не можешь не знать. Он не вкладывает в нее практически никакого действия – все внимание сосредоточено на психологическом состоянии героев. Чувственная мелодия льется безостановочным потоком, и в нем все оттенки мучительной, трагической страсти героев. Ты слышишь ее, слышишь эту музыку, куколка? Она распространяется, как инфекция.

Он не касался ее, не смотрел на нее, но Роэл остро чувствовала его рядом с собой и то, как он воспринимал наполняющие камеру звуки, видела его хищный профиль, почти черные губы и неестественные зеленые глаза. В какой-то момент ей показалось, что этот профиль двоится и девушка едва заметно тряхнула головой, отводя наваждение. Это напоминало затишье перед бурей, и к этому вела беспокойная музыка, напряжение которой все нарастало и нарастало.

Гаспар повернул голову, глядя на нее в упор, отчего девушка забилась в угол кровати. Все эти рассуждения показались шелухой, пустой оболочкой. Его не интересовала опера. Из зрачков Гаспара Леоне на Роэл жадно уставилось ненасытное зверье, нутро упыря. И девушка с тоской и ужасом подумала, что до обращения в хладного ему осталось совсем немного.

– Изольда была белокурой. У тебя другой оттенок, более естественный – волосы как будто выгорели на солнце, – негромко проговорил Леоне и невесомо притронулся к прядке Роэл, выбившейся из хвоста. – Эта страсть сильнее рассудка. Рихард Вагнер сам был душевнобольным человеком, страдающим бредовыми идеями и одержимостью. Неужели кто-то в здравом уме может решить, что меня исцелит музыка эротически настроенного психопата?

Роэл сейчас как тонко натянутая струна, как оголенный нерв – его рука с татуировками опускается ниже и касается ее груди под синей рубашкой. Большой палец безошибочно находит под клетчатой тканью сосок и мучительно-нежно гладит его по кругу.

– Ландыш, она же только всё усугубит, – протянул Гаспар и вдруг убрал руку. – Кто-то в этой камере сегодня должен сыграть на блядской флейте. И это, куколка, будешь ты.

Топь. Она едва наступила ногой на мшистую зелёную кочку и тут же провалилась по грудь. Зрачки Гаспара Леоне как два черных солнца, сжигающие Роэл из-под век.

– Я не умею, не умею! – с истерическим полувсхлипом Роэл, как зацикленная, качает головой, насквозь пронизанная страхом и окутанная его острым, волнующим запахом.

– Брось, золотко, – Гаспар усмехается, пробегая чуткими пальцами по отверстиям в серебряном корпусе. – Попробуй. Это так же просто, как лгать. Ты же умеешь лгать, правда, куколка? Своей сестре, окружающим, мне… И себе. Разумеется, в первую очередь, самой себе.

Откуда он знает про сестру? Откуда, черти его сожри, Гаспар Леоне знает про Рейчел?